Юрий Нестеренко - Отчаяние

Женщина поднесла к глазам перевязанную руку. Теперь она видела, что края «бинтов» на самом деле представляют собой уродливые шелушащиеся рубцы, а на трупно-серой поверхности самих «повязок» можно разглядеть поры и отдельные невыпавшие волоски. Значит, и ее голова… ее лицо на самом деле не было замотано – оно превратилось в эти жуткие лоскуты…

– Душа – это не просто личность, – продолжал объяснять Адамсон. – Энергетическая матрица хранит информацию и о теле, иначе воскрешение было бы невозможным. Естественно, никакой информации об одежде там нет, и о гнилостных бактериях тоже – поэтому тела здесь не разлагаются… Небольшие ранения не затрагивают эту матрицу, но действительно серьезные и причинившие особо сильную боль отражаются на ней – поэтому мы воскресаем с мертвой кожей или как минимум со шрамами на месте таких ран. Однако и это не позволит нам умереть. Мы пытались. О боже, сколько раз мы пытались…

Линда вздрогнула и со стоном рухнула на колени, сжимая руками голову. Теперь и она не могла спастись от хлынувших потоком воспоминаний. Воспоминаний, как она разрывала себе лицо и выдавливала глаза… изо всех сил отталкивалась ногами от пола, насаживая себя животом и грудью на трубы… вырезала чертеж проклятого корабля на собственном теле… висела, растянутая на проволоке, в то время как человек, говоривший сейчас с ней, медленно сдирал с нее кожу…

– Ты помнишь, как распинал меня? – глухо спросила она.

– Нет, – ответил он. Должно быть, это воспоминание было слишком ужасным, и подсознание все еще пыталось скрыть хотя бы его. – Неужели это я… хотя, конечно, кто же еще… зачем?

– Я сама упросила тебя. Подвергнуть меня максимально долгой и мучительной пытке. У меня самой это не получилось бы, я уже пробовала… Я надеялась, что сойду с ума. Что такая боль разрушит мой рассудок и я больше не воскресну.

– И я согласился, хотя понимал, что уже некому будет оказать ту же услугу мне… Но все равно не вышло. А потом мы пытались добиться того же, уничтожая собственный мозг. Но и это не помогло. Лишь амнезия после воскрешения оказалась более глубокой. Может быть, дело в том, что нервная ткань мозга сама по себе не испытывает боли.

– Зачем мы крушили всю технику? Просто от отчаяния?

– Не только. Приборы быстро бы раскрыли нам истину. Мы пытались продлить блаженство неведения после следующего воскрешения. Ведь для того, чтобы ощутить всю силу отчаяния, надо в полной мере осознать его…

– А сейчас? Мы осознаем? Мне очень плохо и страшно, но я бы не решилась снова на то, о чем просила тебя тогда…

– Пока еще в полной мере не осознаем. Нужно какое-то время… Это как автоматическая настройка. Но позже даже та боль покажется тебе меньшим злом, чем отчаяние! Мы уже избавлялись от инструментов из страха перед болью, которую причиним с их помощью себе потом, – а когда приходило «потом», проклинали себя за то, что сделали это…

– Говорила же тебе, не надо это читать!

– Рано или поздно отчаяние все равно накрыло бы нас. Даже без подсказок. Так уже бывало. Начиная с самого первого раза, когда мы еще не знали, что к чему… И более того – с каждой новой смертью и воскрешением этот срок сокращается.

– Значит, у нас мало времени, – Линда поднялась на ноги. – Мы должны что-то сделать!

– Мы ничего не можем сделать, – покачал головой Виктор. – Ни мы и никто во Вселенной. Отчаяние – это не бог, не какая-то разумная сущность, с которой можно было бы договориться. Самого жестокого бога можно задобрить молитвами и жертвами. Но мы имеем дело с абсолютно тупой природной силой. С фундаментальным законом, определяющим направление процессов во Вселенной. Против него все бесполезно…

– В прошлый раз мы заклинили двери нескольких кают, где я обычно воскресала, – вспомнила Линда, – но я все равно появилась в одной из них. Как оно это делает?

– Думаю, тут проявляются свойства темной материи. Вспомни, что наши координаты фактически размазаны по Вселенной…

– Так мы что, все-таки можем проходить сквозь стены?

– Сознательным образом – нет, – Виктор стукнул кулаком в стену для убедительности. – Но смерть, видимо, аналогична переходу в квантовое состояние, а воскрешение – схлопыванию волновой функции. Только не в пределах Вселенной, а в пределах корабля.

– Наши души могут существовать без тел?

– Насколько я понимаю, нет – во всяком случае, такое состояние неустойчиво. Поэтому всякий раз образуются новые тела.

– Но это происходит только на корабле, введенном в темное состояние генератором Калкрина. Покинуть корабль мы ведь не можем?

– Нет. С нашей точки зрения, пространство замкнуто в пределах поля, созданного генератором.

– А если мы взорвем корабль?

– Не думаю, что это разрушит поле. Я же говорю, его уже давно стабилизирует не генератор, а мы сами.

– Но при взрыве мы погибнем одновременно! До сих пор нам не удавалось это сделать, даже когда мы пытались. Возможно, в таком случае поле ослабнет? И, главное, будет уничтожен биосинтезатор с его протоплазмой! Новым телам просто неоткуда будет возникнуть!

– Что ж, – медленно произнес Виктор, – может, у нас и есть еще надежда умереть. Теоретически. Ибо на практике мы не сможем уничтожить корабль. Это только в идиотской старой фантастике звездолеты оборудовались системами самоликвидации. Хотелось бы мне спросить у авторов этой чуши, снабжались ли такими системами их собственные автомобили, поезда, самолеты. И если нет, то ради какого дьявола конструкторы космических кораблей, по их мнению, должны были поступать иначе?

– Топлива у нас нет, – рассуждала Линда, – но это если говорить о реакторе, питавшем генератор. А у нас на борту еще должны быть посадочные модули для доставки биороботов на планеты и обратно. И у них свои двигатели… я правильно помню, на химическом горючем?

– Да, – кивнул он. – Мы же не хотели нанести ущерб биосферам планет, поэтому – никакой радиации… но для хорошего взрыва и химических компонентов должно хватить. Не знаю только, сумеем ли мы… Ладно, терять все равно нечего, идем. Ангарная палуба на третьем уровне.

Пользоваться вновь заработавшим лифтом они все же не рискнули, помня, чем это закончилось в прошлый раз. Подгоняемые надеждой и страхом – надеждой умереть и страхом не успеть сделать это до того, как отчаяние вновь обрушится на них в полную силу, – они побежали вниз по лестнице. Когда они наконец выскочили на ангарную палубу, после этого бега по спирали у них слегка кружилась голова – хотя в прежние времена тренированные астронавты даже не заметили бы столь легкого испытания. Видимо, все пережитое все же высосало у них немало сил.

Здесь тоже была сенсорная панель идентификации, и Виктора уже не удивило, что она опознала его. Зажегся зеленый индикатор, подтверждая, что люк в открытый космос закрыт и доступ на ангарную палубу разрешен, а затем дверь отъехала в сторону.