Марисса Майер - Мгновенная карма [litres]

– Что за люди!

– Да, – бормочу я, положив руку на колени. – Бывают же люди.

Я сжимаю кулак.

Звучит рингтон. Девушка подпрыгивает, роняя телефон. Музыка все играет – энергичная песенка, очень популярная в пору моего детства.

Квинт фыркает.

– Кажется, эта песня называется «Грубиян». – Он весело поглядывает на меня. – Подходяще.

Девушка пытается найти телефон на полу, в то время как другие голоса присоединяются к хору возмущенных криков.

– Отключи его! Что за дела? Тише вы!

Ей все-таки удается отыскать мобильник, и я едва сдерживаю смех, наблюдая за тем, как она судорожно нажимает все кнопки подряд, водит пальцем по экрану, пытается нащупать выключатель сбоку. Ничего не срабатывает. Во всяком случае, музыка звучит все громче. Почему ты такой грубый ?

Наконец приходит служащая кинотеатра и настаивает на том, чтобы девушка покинула помещение.

Когда ее выводят из зала, поникшую от смущения, толпа ликует.

Акула мертва. Солнце садится. На экране мелькают финальные титры. В зале зажигается свет, и зрители восторженно аплодируют.

Я делаю долгий, болезненный выдох, все еще прилепившись к Квинту, как ракушка. У него на руке, наверное, навсегда останутся вмятины от моих пальцев, но, если и так, виду он не подает.

Я медленно поворачиваю голову и вижу, что он улыбается мне.

– Ну, как? – спрашивает он. – Что скажешь?

Даже не знаю, как ответить. Несмотря на абсолютный ужас, фильм мне действительно понравился. Сценарий хорош, как и актерская игра. Что же до акулы… ну, аниматроника семидесятых не такая уж пугающая, в отличие от самой идеи.

– У меня есть вопрос. – Я отцепляюсь от него и поворачиваюсь к нему лицом. Он выжидающе смотрит на меня.

– Квинт?

– Да?

– Нет, это и есть мой вопрос. Квинт ? Твоя мама, защитница морских животных, назвала тебя в честь такого парня? Не просто охотника на акул, а такого вот угрюмого, капризного затворника?

Квинт смеется.

– Он герой войны!

– Он придурок. Он только и делает, что насмехается и издевается над этим бедным… как звали того парня?

– Хупер.

– Да, весь фильм задирает этого Хупера, а потом еще и попадает в пасть к акуле! Честно, не пойму, твои родители пытались травмировать тебя? Почему тебя не назвали в честь главного героя? Шерифа…

– Броуди.

– Броуди! Им надо было назвать тебя Броуди. Неплохое имя.

– Прекрасное имя. К сожалению, оно уже было занято.

– Кем?

– Нашей собакой.

– У тебя есть собака?

– Была, в детстве. Броуди – золотистый ретривер. Мои родители боялись, что с именем Броуди люди не уловят ассоциаций и подумают, что меня назвали в честь собаки. Так что… выбрали Квинта.

Я все равно не могу этого принять. Качая головой, я жестом показываю на экран, где все еще бегут титры.

– Он. Охотится. На акул! Это же воплощение всего, против чего выступает твоя мама!

– Знаю, знаю. Но, хочешь – верь, хочешь – нет, ей очень нравится этот фильм. И она была большой поклонницей Питера Бенчли, автора книги, потому что в конце концов он стал яростным защитником акул. – Квинт понижает голос до таинственного шепота. – Я думаю, ему пришлось пережить огромное чувство вины. О, и еще, первое свидание моих родителей прошло на просмотре «Челюстей». Это был юбилейный показ, здесь же, в этом кинотеатре. Так что… – Он пожимает плечами. – Мне пришлось смириться со своим именем.

Его глаза сияют. Зал быстро пустеет. Уборщики начинают пробираться по передним рядам, подметая попкорн и разбросанные фантики от конфет. Наверное, нам пора уходить, но мне не хочется.

– Так что же стало с Броуди? – спрашиваю я, надеясь, что это не больная тема. – С собакой, я имею в виду.

– Он уехал с моим отцом после развода. – Квинт дожевывает очередную горсть попкорна. Мы едва одолели половину ведра. – Броуди умер несколько лет назад, и моя мачеха заменила его… – он выдерживает паузу для усиления эффекта, – … мопсом .

– О? – Я вскидываю брови от его драматического тона, хотя сама не знаю, почему. – И это плохо?

– Это смешно. Отец терпеть не может комнатных собачек. По крайней мере, раньше не мог. Я почти уверен, что, если спросить его сейчас, он скажет, что они лучше всех. Ну, а куда ему деваться? Она обожает этого мопса! Его спасли в Гвадалахаре, о чем она вспоминает каждый раз, когда я приезжаю. Думаю, это ее способ подружиться со мной. Мол, ты спасаешь животных? Я тоже! – Он пожимает плечами. – Ну, во всяком случае, она пытается.

– Тебе нравится твоя мачеха?

– Она неплохая. – Он забрасывает в рот еще одну горсть попкорна. – Могу сказать, что они с моим отцом действительно любят друг друга, так что я рад за них. – Он выдерживает паузу, искоса поглядывая на меня. – Ты ведь намекаешь на историю с детской травмой, не так ли?

Я зажмуриваю один глаз, чувствуя, что он поймал меня.

– Раньше ты так бравировал тем, что совершенно не против того, что твой отец снова женился, живет в Сан-Франциско… Мне просто кажется, что ты что-то скрываешь.

– Ну, может, когда-нибудь ты познакомишься с ними, тогда и решишь сама.

Сердце подпрыгивает, и Квинт, словно осознавая смысл только что сказанного, тотчас отводит взгляд в сторону.

– На самом деле отец сейчас немного недоволен мной.

– Да? Из-за чего?

– Обычно я провожу с ним последние две недели летних каникул. Но вчера я позвонил ему и сказал, что в этом году, скорее всего, не получится.

Я не сразу понимаю…

– Из-за гала?

Он кивает:

– Хочу быть здесь, чтобы помочь тебе. Уехать было бы неправильно.

– О, Квинт! Я не знала. Но еще ничего не решено. Мы могли бы отложить мероприятие, пока…

– Нет. – Он качает головой. – Все в порядке, правда. Отец переживет это. Мы уже планируем несколько длинных выходных в течение учебного года, и он заберет меня почти на все зимние каникулы. – Выражение его лица смягчается, и он выглядит как будто смущенным, когда добавляет:

– Я не хочу ехать в Сан-Франциско сейчас.

То, как он это говорит, наводит на мысль, что за его решением стоит что-то еще.

Не выдумывай, Пруденс .

Он откашливается и оглядывается вокруг.

– Наверное, нам пора, – говорит он, и я вижу, что мы остались в зале одни. Мы собираем свои вещи и встаем.

– Так если не считать отвращения к моему тезке, фильм тебе понравился? – спрашивает он, когда мы пробираемся к выходу.

– Ха! Кстати, о травмах! – отшучиваюсь я. – Хорошо, что ты уже сводил меня на снорклинг, потому что, скорее всего, я больше никогда не зайду в воду.

– Подожди несколько недель. Страх пройдет.

– Не-а. Никогда. Знаешь, я действительно похожа на тюленя. Под водой. Я бы первой попалась в челюсти.

Уголки его губ опускаются:

– Под водой мы все выглядим как тюлени. По крайней мере, для акул.