Грег Иган - Лучшая фантастика

Мы входим в центральный туннель, он справа от того, где я только что была. Через пятнадцать футов я беру след крысы.

Кэрол была права.

«Интересно», — передаю я и быстро иду по следу.

— Да, — соглашается Кэрол и следует за мной.

Через несколько минут след вновь исчезает, время и непрерывное движение воздуха уносит его. А может быть, его удалось как-нибудь хитроумно замаскировать? Неужели биологические дроны настолько умны? Думаю, все зависит от ума того, кто этим дроном управляет.

Я возвращаюсь назад и обследую предыдущее ответвление, но там тупик. Я иду в то место, где след оборвался, пытаюсь снова отыскать запах.

Дрон проносится у меня над головой. Я вздрагиваю и прижимаюсь животом к полу.

— Вот дерьмо, — возмущается Кэрол. — Нужно перенастроить их параметры, чтобы они не подлетали слишком близко. Эта штука едва не задела тебя.

Я совсем забыла про дроны, пока занималась работой. Я тяжело дышу. Запах исчез где-то в этом узком коридоре. Решетка под моими лапами вибрирует от всепроникающего рева станции. Мне хочется, чтобы этот нескончаемый гул заглушил шум некоторых дронов, но я все равно слышу их.

Я осознаю, что снова начинаю скулить.

Я иду вперед, не дожидаясь, когда Кэрол сочтет нужным утешить меня. Не хочу, чтобы ее сочувствие ко мне переросло в жалость.

Мы идем дальше по туннелю, проходим мимо других его ответвлений. Я быстро проверяю эти новые туннели. Время течет странно. Я знаю, согласно полученным схемам, мы находимся вблизи от реактора С. Я потеряла след. Я работаю недостаточно хорошо. Я должна сделать так, чтобы между нами с Кэрол возникла взаимосвязь. Я не хочу в отставку. Я хочу заниматься ПС-работами, как меня этому учили в ЦНИИ. Дроны размером с жуков сбиваются в кучки, образуя на стенах черные пятна, а когда мы приближаемся, разлетаются в разные стороны, как мои мысли.

Рация Кэрол оживает.

— Ага, — говорит она. — Андерс? Как слышно?

В рации шуршит голос, но я не могу разобрать, что именно он говорит. Кэрол зачитывает с экрана наши точные координаты.

— Сера нашла что-то, но затем потеряла, — говорит она. — Так точно. У нас похожие чувства. Спасибо. — Она обращается ко мне: — Охрана станции выгнала некоторые дроны от реактора С в коридор, ведущий к реактору Е. — Она снова глядит на рацию.

Я осматриваю коридор, замечаю жучков-дронов, которые поспешно скрываются в щелях в решетчатом полу и в стенах. Я чувствую совсем слабый, едва различимый запах обгоревшего провода, как будто где-то далеко замкнуло проводку. Как-то странно ощущать здесь этот запах. Я поворачиваю нос в его сторону.

Пол под ногами неожиданно сильно дрожит, а затем вибрация идет вниз, и теперь трясется уже весь туннель. Лампочки дрожат в своей арматуре, а последние маленькие дроны со стуком разлетаются по туннелю, теряя свои лапки. Все пляшет у меня перед глазами. Кэрол сгибается и садится возле меня на корточки. Температура в коридоре резко поднимается на двадцать градусов, теперь здесь уже не просто тепло, а жарко. Жарко и влажно. Решетка под ногами дребезжит и, кажется, вот-вот развалится на части.

— Реактор С, — кричит Кэрол. — Черт, мы потеряли его!

Я не могу придумать другого объяснения, кроме аварийного отключения реактора. Теперь, благодаря информации из досье, я хорошо понимаю, как это происходит. Я сопоставила все эти сведения с данными, которые, казалось, знала всю жизнь, хотя еще утром они ничего для меня не значили. И все благодаря информации, сохраненной в моей биологической памяти.

Грохот и вибрации продолжаются еще несколько минут, хотя поначалу складывалось ощущение, что этот катаклизм закончится гораздо быстрее. Кэрол сидит на корточках рядом со мной и по-прежнему рассматривает пустой туннель. Грохот парализует нас. Вентиляционная система у нас над головой работает в ускоренном режиме. Это все равно что оказаться в глотке гигантского воющего зверя, который не замолкает ни на минуту.

Секунды кажутся бесконечностью, но постепенно вибрации слабеют, а потом стихают. Тишина пугает. Я вспоминаю новое «Все равно что» , которое невольно придумала всего несколько мгновений назад.

Теперь на станции работают только три реактора. Ровно половина — 50 процентов. Отключение еще одного может привести к критической ситуации.

Кэрол стучит по своей рации.

— Проклятье! — бормочет она.

Мы находимся неподалеку от реактора С. Я помню слабый запах замкнувшего провода. «Цель поблизости», — говорю я ей.

Я возвращаюсь к работе.

Меня никогда прежде не просили ловить цель. Поисково-спасательные собаки ищут пострадавших, отыскивают место, где находится пропавший объект, и приводят к нему проводников. Некоторые собаки, обученные работать в горах, выкапывают из-под снега людей, пострадавших при сходе снежных лавин. Но мы сами не вытаскиваем людей из опасных участков — я вешу всего тридцать килограммов и просто физически не смогу этого сделать — и мы не задерживаем преступников. ПС-собаки осуществляют поиск с помощью своего носа, это гораздо более тонкое искусство, нежели применение грубой силы.

Но пускай меня и не обучали всему этому, я все же собака с УИ. Я быстро приспосабливаюсь. И мне поручили задание.

Поэтому когда я едва не спотыкаюсь о свою цель, а та сразу же ныряет в щель между двумя маленькими трубами, тянущимися вдоль туннеля, который ведет от внешнего пункта управления реактора С, я даже удивляюсь быстроте своей реакции. Я точно знаю, как действовать. И дело здесь даже не в моем улучшенном интеллекте; это нечто намного более глубокое.

Тело охватывает жар, оно движется необычайно стремительно. Адреналин превращает мои суставы в чистую расплавленную ярость. Я слышу, как из моего горла вырывается рычание — и в нем звучит не ярость, а нетерпение и алчность. Мои передние лапы вытягиваются и зависают в воздухе, голова низко опущена, взгляд — зафиксирован на этом существе, которое только что заметило меня. Оно застывает в панике, затем бросается наутек. Я с бряцанием и грохотом прыгаю на стену, из-под когтей раздается скрежет, но крыса выскакивает у меня между лап.

Кэрол кричит что-то нечленораздельное у меня за спиной — хотя, возможно, она просто мне что-то говорит, но я слишком занята и не могу этого разобрать, — я снова приседаю и совершаю еще один прыжок. Часть мозга, отвечающая за обоняние, буквально кричит мне: «Крыса, крыса, крыса!», а кровь бурлит от чувства, которое я не могу точно определить, но оно близко к отвращению. Я осторожно подбираюсь к своей добыче, моя шея и плечи прижаты к земле, продвигаясь вперед, я подбираю лапы под себя. Мои зубы снова щелкают в воздухе, чтобы сомкнуться вокруг крысы, но мне так и не удается вонзить их в нее.