Грег Иган - Лучшая фантастика

Он лежит на песке, в безжалостном зное. Его старый дом в Лажпат-Нагар наполовину занесен песком. Все, кто мог, ушли, присоединились к Великому переселению на север. Прогулка по заброшенному городу наполнила его ужасом — он видел разбитые останки когда-то высоких зданий, окна погребенных домов, выступающие из песчаных дюн, иссохший труп, прислонившийся к стене, державший в руках сверток, который мог быть ребенком. Он должен был присоединиться к великому исходу. Почему он здесь? Жара ужасна, 37 °C, но влажность делает ее убийственной. При температуре выше 35 °C слишком высокая влажность не дает телу охлаждаться при помощи потоотделения. Нельзя обойти законы термодинамики. Он умрет меньше чем через пять часов. Он лежит на боку, изнуренный, и видит ящерицу на подоконнике дома перед собой. Как здесь могло остаться что-то живое? О, Дилли, простоявший пять тысяч лет, что за конец!

— Я поднял глаза и увидел эстакаду, арки дорог на фоне неба, — сказал он Махуа. — Обрывавшиеся в воздухе. Меня окружали останки нашей эпохи, Эпохи Куберы: брошенные машины, опрокинутые статуи премьер-министров. Все было уничтожено, все покинуто. Я знал, что умру там. Я все смотрел на ящерицу. Это было великолепное создание с гребнем на спине. Я подумал, быть может, это странное, сюрреалистичное воплощение сдвиговой матрицы. Но мне отчаянно хотелось, чтобы она была настоящей — единственным живым существом в этом запустении.

— И что произошло дальше? — спросила Махуа с круглыми от изумления глазами. Они два часа проговорили в зале для приемов, не обращая внимания на беседы вокруг, звяканье бокалов и официантов, разносивших на подносах крошечную самсу. Обоим казалось, будто они знакомы всю жизнь.

— Мой друг Винсент вернулся в лабораторию, потому что забыл свои заметки для завтрашней презентации. Увидел, как я корчусь в сим-куполе, и отключил его. Я неделю провел в больнице.

— Но почему? Ведь на самом деле у вас не было теплового удара.

— Да, но моему телу происходящее казалось настолько реальным, что оно обильно потело. Я замерз, у меня было обезвоживание и нечто вроде шока. Я усвоил урок. Мы только что внедрили целую систему предохранительных сетей, таких густых, что даже муравей не проскочит. Но на нее нужно слишком много энергии. И я не уверен, что кто-нибудь захочет вложить в нее деньги.

— Зачем вам ВР-погружение [58] ВР — виртуальная реальность. ? Почему не удовлетвориться обычной визуализацией данных?

Глаза Рагху вспыхнули.

— Этот разговор займет намного больше времени. Не сбежать ли нам с этого фарса и не отправиться ли в ресторан? Я голоден. — В ресторане, за бирьяни и кебабом, он объяснил: — Понимаете, проблема с моделированием климата — точнее, с моделированием любой сложной системы — состоит в том, что разработчик модели, то есть я, всегда находится снаружи и смотрит внутрь. Это нормально, если вы пытаетесь предсказать будущие пути развития компании или чего-то такого, что действительно находится снаружи от вас. Но климат — не снаружи, все мы — часть земной системы, мы влияем на климат — и подвергаемся его влиянию. Я думаю, изучая данные только на расстоянии, мы что-нибудь упустим.

Глядя на его открытое, эмоциональное лицо, на жестикулирующие руки, Махуа поняла, что наконец встретила того, с кем может по-настоящему беседовать.

Рагху был таким же общительным и приветливым, как Махуа — молчаливой и сдержанной, и ему нравился частый, незамысловатый, простой секс с не имевшими ничего против партнерами, без всяких обязательств. Его любовницы всегда хорошо о нем отзывались, часто с ностальгической улыбкой. Но он относился к Махуа исключительно как к другу. Узнав его ближе, она решила, что не принадлежит к его кругу, как и в случае с Викасом. Однажды они всю ночь просидели на ступенях университетской библиотеки, обмениваясь историями своей жизни, и она рассказала ему про Викаса.

— Теперь я знаю, что не хочу замуж, — сказала она. — Моя работа — моя жизнь. Но дело в том, как он предположил, будто я не была — не могла быть — кандидатом для серьезных отношений. С тех самых пор я хочу разорвать горло всем, кто подбирается слишком близко.

Рагху не стал смеяться.

— Тебе сделали больно, — мягко сказал он. — Подожди. Не все похожи на Викаса.

Позже она поняла, что его влекло к ней, но, зная ее историю, он не хотел ее подталкивать. Ждал, пока она сама сделает первый шаг. Когда она впервые пришла к нему, исполненная ужаса и трепета, это далось ей нелегко. Ей всегда было сложно доверить свое последнее прибежище, свое тело, другому человеку. Нежность Рагху, то, как он видел в ней равную, человека с желаниями и уязвимыми местами, постепенно успокоили ее гнев и смятение, но это казалось неправильным. Ей всегда требовалось делать над собой усилие, чтобы принять желания тела. Было проще отказаться от столь близких отношений. Они перестали быть любовниками, но их дружба окрепла.

Рагху радовал ее бабушку, приходя к ним домой и готовя для них. Пожилая дама учила его песням на своем родном языке, и они вместе смеялись и пели на кухне. В родной деревне бабушка Махуа была целительницей, и он приносил ей иллюстрированные книги по ботанике и расспрашивал ее о разных растениях. Чтобы навестить их, он отменял свидания с любовницами. Дом не был таким веселым с тех самых пор, как с ними жила Калпана Ди.

Беспокойный разум Рагху стимулировал разум Махуа. Он приносил ей все, что вызывало у него интерес: исследовательские статьи, научно-фантастические романы, тома по радикальному городскому проектированию. Современная индустриальная цивилизация уже на протяжении почти трех веков сражается с природой, говорил он, и что в результате? Распад тех самых систем, что снабжают нас кислородом, свежим воздухом, водой и приемлемым диапазоном температур. Разве можно назвать это успехом? Высокомерие Эпохи Куберы — так он называл безумие середины двадцать первого века — заключалось в предположении, что человеческие существа находятся вне природы. «Однако мы дышим, потеем, испражняемся, трахаемся. Что за самообман! Экономический мейнстрим — величайшая афера!» — И он поднимал стакан с пивом или чашку с чаем в насмешливом тосте.

За пределами цитаделей власти восстания и волнения проносились по сельской местности. В Бихаре и Джаркханде сеть артелей санталийских женщин остановила крупный проект, который заключался в замещении лесов искусственными деревьями с усиленной фотосинтетической активностью. В Одише и Андхра-Прадеш транспортные работники объявили величайшую забастовку в истории после первого рейса поезда-робота. В Карнатаке тысячи фермеров подожгли экспериментальные сельскохозяйственные поля компании «Ультракорп».