Жорж Ле Фор - Вокруг Солнца [litres]

Фаренгейт сначала предложил перебить всех животных и затем сохранить их в атмосфере углекислоты, но Сломка восстал против этого бесполезного истребления.

– К чему это? – возразил он. – Ведь все равно ни одному из них не удастся уйти с острова.

Пересчитав всю дичь, путешественники отправились к профессору, погруженному в изучение пути кометы, и объявили ему о результатах своих трудов. Каково же было их удивление, когда, выслушав их, старый ученый недовольно нахмурился.

– На шесть месяцев! Только на шесть месяцев! – воскликнул он.

– Как, черт побери! Вам этого мало? – ответил ему американец. – Но сколько же времени, вы полагаете, нам придется сидеть здесь?

Профессор задумался.

– Сколько? Лет шесть, может быть.

Единодушное восклицание слушателей пре рвало речь ученого.

– Шесть лет!

– Почему же ты, папочка, так полагаешь? – спросила Елена.

– Потому что есть данные предполагать, что мы находимся на комете, открытой американцем Туттлем. Если это так, то мы сначала обогнем Солнце, затем будем последовательно пересекать орбиты Венеры, Земли, Марса, Юпитера.

– Где же окончится эта длинная прогулка? – воскликнул Гонтран.

– В окрестностях Сатурна.

Спутники старого ученого были так ошеломлены его известием, что долго не могли опомниться. Перспектива в течение шести лет оставаться на клочке земли, величиною не более квадратной версты, заброшенном среди безжизненных угольных пустынь, ужасала каждого из них.

– Но, может быть, ваши вычисления ошибочны, профессор, и мы находимся не на комете Туттля, – ухватился Гонтран за единственное утешительное предположение.

– Весьма вероятно! – согласился ученый.

– Ага, вот видите! – обрадовался Гонтран. – Но тогда…

– Тогда дело, конечно, совершенно иное, комета будет описывать параболу и унесет нас из пределов солнечной системы в межзвездные области.

– И мы никогда не увидим более Земли? – с отчаянием пробормотала Елена.

– Никогда.

Мрачное молчание встретило слова профессора.

– Нет, не бывать этому! – воскликнул наконец Гонтран, топнув ногою. – Мы должны непременно где-нибудь высадиться в пределах Солнечной системы.

– Где же? – сухо спросил его ученый.

– Ну, хоть на Вулкане.

Если бы змея внезапно укусила Михаила Васильевича, то и тогда он не сделал бы такого отчаянного прыжка, как при этих простых словах Гонтрана.

– На Вулкане? – проговорил он. – Я не ослышался? На Вулкане? – продолжал он грозным тоном, наступая на Гонтрана. – Итак, вы верите в существование Вулкана?

Гонтран сначала перепугался, не сказал ли он какой-нибудь колоссальной глупости, но затем, вспомнив, что он читал о существовании Вулкана в сочинениях своего знаменитого однофамильца, ободрился.

– Ну да, – отвечал он неуверенным тоном.

Профессор с отчаянным видом поднял руки к небу.

– Он верит в существование Вулкана!.. – воззвал старик трагическим тоном.

– Отчего же не верить? – спросил его Гонтран хладнокровно.

– И это ученый! – продолжал профессор тем же трагическим тоном. – Чтобы признать существование новой планеты в солнечной системе, для него достаточно заявления какого-то выжившего из ума деревенского докторишки, который, поглядев на Солнце не более часу, объявил, что видел прохождение перед солнечным диском черного круглого пятна. Нет, – все более и более горячась, прибавил старик – чтобы установить такой крупный факт, нужны глаза, а не воображение.

– Но вы забываете, профессор, – отвечал затронутый за живое тоном своего собеседника, Гонтран, – вы забываете, что если даже заявление доктора Лескарбо имело в основании зрительный обман, то великий Леверрье…

– Да что ваш Леверрье, – запальчиво перебил его Михаил Васильевич. – Он открыл Нептун, правда, но что касается несуществующего, то разве по его вычислениям не выходило, что планета пройдет пред солнечным диском 22 марта 1877 года? И однако, ни один астроном не заметил в этот день на Солнце решительно ничего.

Гонтран, знания которого не простирались так далеко, не знал, что возразить на это, но его выручил Сломка.

– Зато вы помните, профессор, – проговорил он, – что 29 июля 1878 года, во время солнечного затмения, американцы Уатсон и Свифт видели между Меркурием и Солнцем две какие-то планеты.

Михаил Васильевич хотел отвечать, но ему помешал зычный рев патриотичного Фаренгейта.

– Браво, Уатсон и Свифт! – закричал американец, даже не разобрав хорошенько, в чем дело, но услышав имена своих соотечественников. – Уж если они решили, что Вулкан существует, значит это верно!

Это восклицание переполнило чашу терпения старика.

– Фаренгейт, – заговорил он дрожащим от волнения голосом, – ваши Уатсон и Свифт просто невежды: то, что они приняли за планеты, оказалось впоследствии ничем иным, как звездами Зета и Тета созвездия Рака. Что касается вас, – обратился ученый к Гонтрану, из-за которого поднялась вся буря, – то я должен просить вас оставить всякие виды на мою дочь. Чтобы жить в семействе, нужно иметь общность взглядов и идей. Я думал прежде, что между нами эта общность существует, но теперь вижу, как я глубоко ошибался.

– Но, Михаил Васильевич… – пробормотал ошеломленный Фламмарион.

– Ни слова более! Между нами все кончено!

С этими словами профессор, весь красный от гнева, оставил компанию и поспешно направился в отдаленный конец острова.

На один момент Гонтран и его невеста остались неподвижными. Затем Елена со слезами на глазах опустилась на лежавший у подножья дерева камень. Гонтран машинально подсел к ней.

– Гонтран! – прошептала молодая девушка.

– Елена! – отвечал Фламмарион, хватая ее за руку. – О, чтобы черт побрал совсем и Вулкан, и тех, кто его открыл! – воскликнул он.

В эту минуту к влюбленной парочке подошел Сломка.

– Ну, что? – смеясь, спросил он приятеля.

– Ах, оставь пожалуйста! – недовольно отвернулся тот. – Вечные издевки…

Инженер усмехнулся, пожав плечами, и обернулся к Елене.

– Что это? Вы плачете? – с удивлением спросил он.

– Ах, вы не знаете папы: он неумолим к тем, кто не разделяет его астрономических воззрений, – отвечала, стряхнув слезу, Елена. – Он все простит, только не это.

– Ну, успокойтесь, успокойтесь, дорогая Елена. Поверьте мне, все перемелется, мука будет.

Елена печально покачала головой.

– Что же делать теперь? Что делать Гонтрану? – молящим голосом обратилась она к инженеру. – Посоветуйте!

Сломка подумал несколько мгновений.

– По-моему, Гонтрану следует держать себя так же, как он уже начал. Если он скоро откажется от своей идеи, будет еще хуже: ваш отец станет тогда считать его за такого же невежду в астрономии, каков, например, Фаренгейт. Если же, напротив, он будет настаивать на своей точке зрения насчет существования Вулкана, то Михаил Васильевич посердится, а потом свыкнется с этой мыслью. Ведь встречаются же в ученых обществах и академиях люди, держащиеся диаметрально противоположных взглядов! И не ссорятся же они из-за этого!