Даниэль Зеа Рэй - Егерь

Мама молчала, а Роден улыбалась.

– Она перестала тебя подкармливать, когда поняла, что у тебя нет управы на меня. Да, ты покрыла долги к тому моменту и уже сколотила состояние, но все же раньше ты управляла Сомери, а она, вдруг, сказала тебе, что вы уже в расчете. Хочешь, я скажу тебе, когда это произошло? – Роден указала рукой на браслет. – Оказывается, изучать движения средств на счетах иногда полезно! – она засмеялась. – Три года назад, мама. Спонсорская помощь от Сомери перестала поступить три года назад. Я как раз в очередной раз наложила на себя руки и угодила в клинику. А ты, в свою очередь, сделала то, что Сомери очень напрягло. Что это было, мама? О чем ты попросила ее три года назад, что ей не очень-то понравилось?

Мать продолжала молчать.

– Ромери никогда бы не взял меня в ученицы без одобрения Совета Всевидящих. Слишком уж он был талантлив для того, чтобы лишь бы кого обучать. Мало ли, какой талант он рассмотрит? Мало ли, чему научит своих учеников? Тебе же доложили с кем я подружилась в клинике, не так ли? Принесли весточку о том, что дочь Императора Доннары водит дружбу со мной? Чем не козырь в рукаве? Чем не шанс заполучить союзников с совершенно неожиданной стороны? И ты пошла к Сомери и попросила, чтобы Совет Всевидящих разрешил твоей непутевой дочери отправиться к некому Ромери Беркину и чтобы тот непременно принял ее. Не молчи! – закричала Роден и стукнула кулаками по коленям. – Перестань делать вид, что ты вообще не здесь!

– Я просто очень внимательно слушаю твой бред, – ответила мама и улыбнулась. – Даже интересно, чем закончится вся эта выдуманная история.

– Она закончилась тем, мама, что Сомери оказала тебе последнюю услугу – попросила у Совета разрешения и обязала Ромери приютить меня в своем доме. А дальше, – Роден пожала плечами, – а дальше она перестала тебе платить. Или лучше сказать «делиться прибылью»? Как там между вами все было утроено? «Делиться»? Или «платить»?

Мама выдвинула ящик стола, достала пачку елоток, пепельницу и зажигалку. Закурила и выдохнула дым в сторону Роден.

– Три года назад на Олманию прибыли иные, – произнесла она. – А вместе с ними пришли новые технологии и прибыль от их внедрения. Я оказалась в стороне от этого бизнеса, потому что экслюзивный доступ к технологиям она передала моим конкурентам. Мы всегда знали, – мама затянулась и выдохнула дым на этот раз в другую сторону, – что рано или поздно наши интересы столкнутся. Я понимала, что Сомери больше всего на свете желает освободиться от моего влияния. Сомери понимала, что я приложу все силы, чтобы этого не допустить. Когда ты спуталась с Сафелией Бридетон, меня это нисколько не удивило. Твой хитрый план, – мама усмехнулась, – никогда не был хитрым. И Сомери и я – мы знали, под кого ты будешь копать. И когда я вежливо попросила ее об очередной услуге, она вежливо ответила, что это будет последняя услуга для меня. Я встала на твою сторону, Роден. Она это приняла. Сомери всегда знала, где ты прячешься. Возможно, она удивилась, когда ты нацелилась на Зафира – ее лучшего ученика. Хотя, и в этом я сомневаюсь. Но вот когда Зафир взял себе позывной «Темный», – мама улыбнулась, выдыхая дым, – Сомери испугалась. Но как любой мастер, она бросила своему страху вызов. Она полагала, что раз Зафир Кеоне стал ее учеником и она изучила его техники, угрозы для нее он не представляет. И конечно же, в случае если Темный пойдет по тропе исполнения пророчества и свяжется с тобой – у нее была на него управа. Какая? – мама выдохнула дым, – тебе виднее, ведь управа эта сработала и ты, вместо того, чтобы лежать в койке с Зафиром Кеоне, бросила все и вернулась домой вместе со мной.

– Иные, мама, – прошептала Роден. – Сомери перестала бояться всех, потому что получила иных. И твое говеное сопротивление, которые ты тут собрала вокруг себя, и твои жалкие приспешники, желающие после переворота урвать куш побольше, – все это мало ее интересовало, ведь управа на всех вас была у нее в кармане.

Мама затянулась и пожала плечами.

– Что ни говори, к Ромери я отправила тебя не зря, – она улыбнулась и затушила елотку. – Жалею только об одном, что не поверила тебе, когда ты сказала, что заведение Ситен – сущий ад, населенный зверями. Прости, конечно, но после всех твоих выходок, ты не вправе меня осуждать.

– Я даже не знаю, кто из вас хуже, мама, ты или Сомери… – произнесла Роден.

– Знаешь, что отличает нас с ней от остальных людей?

– Вы считаете, что можете решать за них? – предположила Роден.

– Мы принимаем решения и действуем в независимости от того, что подумают об этом другие. Выживает сильнейший, Роден. Твои звери знают об этом, а ты продолжаешь верить, что совесть и гуманность могут побороть этот древний инстинкт.

– Отец догадывался, что ты замышляешь что-то против него? – спросила Роден.

– Не пори чушь, Роденика! – засмеялась мама. – Он был настолько уверен в себе и своих достижениях, что и помыслить не мог, чтобы я и его обожаемая любовница в один чудесный день можем пожертвовать им ради чего-то более выдающегося, чем постоянные побои и посредственный трах.

– И все же он преподнес тебе сюрприз напоследок… – улыбнулась Роден.

– Сделай он это специально, я бы расстроилась. А так… Просто пришлось в очередной раз за ним прибрать, только и всего.

– Ты всерьез надеешься обыграть Сомери?

– Я уже ее обыграла. Переворот на Суе лишь вопрос времени, – мать встала из-за стола. – Наслаждайся покоем, Роден, пока остальные делают всю грязную работу за тебя. Ты это заслужила.

– Я не позволю тебе убить олманцев, – произнесла Роден и тоже встала.

– Это от тебя не зависит. Либо они покинут Совет Всевидящих добровольно, либо мы заставим их это сделать.

– Совет Всевидящих должен прекратить свое существование! – едва ли не закричала Роден.

– Правда? – мама подошла к ней и похлопала по плечу. – Пугает то, что ты действительно в это веришь.

– Мама, – прошептала Роден.

– Я люблю тебя, Роденика. Но если встанешь на моем пути, мне придется принять меры.

– Убьешь меня? – Роден оттолкнула ее руку.

– Нет. Запру, – мама развернулась и покинула кабинет.

Роден упала в кресло и прижала ладони к лицу. Сделав несколько глубоких вдохов, она достала из кармана включенный браслет и остановила запись. Кто-то должен положить всему этому конец… Кто-то должен остановить этот беспредел…

Роден вернулась в свою комнату и присела на кровать. Погладила пальцами мягкий ворс покрывала, откинулась на спину и несколько минут смотрела в потолок. «Сегодня хороший день, чтобы умереть», – вспомнила она слова Красавчика. Интересно, он испытывал такой же покой и умиротворение в тот момент, когда произносил их? Наверное, ведь он был готов, как готова и она сейчас.