Даниэль Зеа Рэй - Егерь

– Роден дома? – спросил Стефан.

– У тебя к ней какие-то вопросы? – поинтересовался Зафир.

Стефан толкнул дверь и вошел без приглашения.

– Роденика Уилберри! – во все горло заорал он. – У тебя огромные неприятности!

– Ее здесь нет, – Зафир запер дверь и повернулся к брату.

– Где она?

– Не здесь.

– Ты знаешь, где она?

– Понятия не имею, – пожал плечами Зафир. – Выпить хочешь?

Стефан подошел поближе к брату, прищурился, оценил состояние и со всей силы вмазал ему кулаком по лицу.

– Убежать от проблем, как это было в прошлом, не получится.

– Я никуда не бегу, – ответил Зафир, потирая ушибленную скулу. – Я пью.

– Тогда трезвей побыстрей. Что с этим делать, – Стефан показал Зафиру накопитель, – решать тебе. Одно твое слово – и я прикажу найти и арестовать ее. Одно твое слово, и на территории Олмании ее никто и пальцем не тронет. Я не доверяю ей, потому что не знаю, кто она такая на самом деле. Но Сомери я вообще не верю. То, что она сделала с Сафелией… То, через что она заставила ее пройти… Дай мне только повод, и я сотру Сомери в порошок. Ты все понял? – Стефан ткнул накопитель Зафиру в грудь. – Жду твоего ответа через час. Как со мной связаться, ты знаешь.

Стефан покинул дом Зафира, оставив брату материалы под грифом «совершенно секретно».

– Роденика, вы знаете, где находитесь? – спросил мужчина-врач.

– В клинике, – тихо ответила она.

– Почему вы здесь, Роденика?

– Спросите у моей команды, почему я здесь. У Сомери спросите. У мамы моей. Они скажут, почему я здесь.

Роден, не покрытая татуировками, но с повязками на руках сидела на стуле в больничной пижаме. Длинные белокурые волосы сбились в колтуны на затылке. Взгляд ее был отстраненным. Кажется, она вообще едва понимала, что происходит.

– Вы помните, как истязали себя розгами?

Роден улыбнулась врачу краешком губ. Взгляд мгновенно стал прожигающим.

– Это не я, – ответила она.

– А кто, Роден? Ваш «зверь», как вы его называете?

– Зверь, – кивнула она.

– Вы придумали его, Роденика. Зверя не существует.

– Вам приказали убедить меня в этом.

– Давайте поговорим о вашем муже, Роденика.

Она моментально изменилась в лице. Глаза забегали по комнате, будто она искала его там.

– Где он? Он здесь?

– Нет. Его здесь нет.

– Я хочу его увидеть. Покажите мне его, – она начала метаться на стуле. – Где он? Покажите мне его! Покажите его!!! – закричала она, покрываясь молниями.

– Его нет Роденика. Он мертв.

– Вы врете, – она заплакала. – Вы обманываете меня. Покажите… Дайте мне на него посмотреть… Иначе… Иначе я…

– Причините себе боль, Роденика? – спросил психиатр.

– Он все время повторял, какая я красивая, – прошептала Роден. – Дайте мне зеркало… Я хочу посмотреть… Посмотреть на себя…

– Зверя не существует, Роденика. Вы – и есть Ваш зверь. После трагической гибели Вашего супруга, вы нашли утешение в самобичевании. Физическая боль притупляет Ваши душевные страдания. Но, Роденика, вы уничтожаете себя сами. Вы придумали себе зверя, который издевался над Вами. Но на самом деле, этим зверем всегда были Вы сами.

– Дайте мне зеркало, – попросила она сквозь слезы. – Дайте… пожалуйста…

Врач наклонился и поднес к ее лицу зеркало. Роден взглянула на свое отражение. Она начала кричать. Она попыталась оцарапать щеки ногтями. Санитары оказались рядом и вкололи ей что-то. Она тихо обмякла на стуле и ее вынесли из помещения.

– Сеанс окончен, – произнес врач и отключил запись.

Следом включился новый фрагмент. Роден сидела в том же кресле, в той же больничной пижаме. Ее волосы были коротко острижены. Впалые глаза и выдающиеся скулы свидетельствовали о ее плохом самочувствии. Но на этот раз… На этот раз Роден надменно улыбалась.

– Вы опять записываете наш сеанс? – спросила она.

– Конечно, Роденика. Я должен вести запись.

– Можно я закурю?

– Дайте ей елотку, – приказал врач.

Санитар оказался в кадре. Он передал Роден елотку и тут же отошел. Роден прикурила от пальца и выдохнула дым в объектив камеры.

– За эти месяцы Вы почувствовали себя значительно лучше, – констатировал врач.

– Вам виднее, – улыбалась Роден.

– Больше Вы не наносите себе никаких ран.

– Их здесь нечем нанести, – она взглянула на коротко остриженные ноги и засмеялась.

– Вы вспомнили, что произошло полгода назад?

– Да, – она кивнула. – Я все помню.

– Расскажите, пожалуйста.

– Вы про мой диагноз или про бред?

– Про все.

– У меня навязчивое состояние, – она улыбнулась и почтенно кивнула. – Муж погиб. А дальше был бред.

– Расскажите мне про зверя, – попросил врач.

– В детстве меня часто избивал отец. Доставалось всем, но матери в особенности. Для того, чтобы перестать бояться боли, я начала причинять боль сама себе. Мелкие порезы, ранки… – Роден затянулась и выдохнула дым. – Я прятала их на внутренней стороне бедер, чтобы родители не замечали. Боль выковала меня. Сделала сильнее. Жестче. Я перестала ее бояться. Как перестала бояться отца. Потом отца не стало. А зависимость от боли осталась. Любое потрясение, неприятности, любое волнение было легче переносить, причиняя себе боль. Мой муж знал об этом, но все равно любил меня такой, какой я была. А потом его тоже не стало, – на этот раз она затянулась и улыбнулась. – Потребовалось слишком много боли, чтобы пережить это. Так много, что я оказалась в больнице. У меня начались галлюцинации, которые переросли в бред. Я придумала себе зверя, которым была похищена. Который измывался надо мной и причинял мне неимоверную боль. Я придумала себе, что мой муж пытался спасти меня от этого зверя и погиб.

– Скажите, если я покажу Вам Ваше отражение в зеркале, что вы увидите?

Роден поджала губы и утвердительно кивнула.

– Я увижу в нем красоту.

– Которую Вы не хотите видеть, – констатировал врач.

Роден затянулась посильнее и передала дымящуюся елотку санитару.

– Сеанс окончен? – спросила она.

– Еще нет, – ответил врач и протянул ей зеркало. – Сначала взгляните на себя, Роденика.

Она взяла зеркало в руку и долго смотрела на отражение. Не дрогнул ни один мускул на ее исхудалом лице. Роден будто бы смотрела не в зеркало, а сквозь него.

– Красоте уродства не понять, – произнесла она. – Уродство красотой не спрятать.

– Вы видите уродство в собственном отражении? – спросил врач.

– Нет, – улыбнулась она. – Я ведь такая красивая, – Роден передала зеркало и повернулась лицом к камере. – Я ведь такая красивая, госпожа Сомери, не так ли?

Запись прервалась. Запустился новый файл.

Сомери сидела в кресле в своем кабинете.

– Заболевание Роден проявилось во взрослом возрасте, – произнесла она. – После смерти моего сына, ее мужа, она начала истязать себя… в прямом смысле. Мы с ее матерью привлекали лучших специалистов, и она почувствовала себя лучше. Мы так думали, – Сомери тяжело вздохнула, – пока она не разукрасила себя этими татуировками. Дальше было хуже. Она стала обвинять меня в смерти сына. Потом собственную мать во всех своих несчастьях. Она возомнила себя жертвой какого-то серийного убийцы. Начала говорить о заговоре против нее. На фоне длительного лечения у нее случались периоды просветления. Все на Суе привыкли к тому, что Роден несколько «не в себе». Не будь девочка столь талантлива, ее давно бы изолировали от общества. Но Роден служила нам, а мы закрывали глаза на ее… …поведение. Из последнего отчета Зафира я узнала, то Роден считает, будто послание вашего убийцы написано для нее. Будто вымышленный маньяк, который якобы издевался над ней в прошлом, зачитывал ей вслух эти стихи. Это бред, Стефан. Именно по этой причине, я не была рада тому, что Зафир собрался привлечь Егеря к расследованию этого дела. Но он вбил себе в голову, что она способна вам помочь, и я не стала его останавливать. Надеюсь, она хоть чем-нибудь вам помогла. Я не знаю, о чем сейчас думает твой брат, но прошу, не позволяй ему запутаться в хитросплетениях больного сознания Роден. Ее мать уже вылетела на Олманию. Думаю, что заявление о расторжении помолвки Зафира и Роденики Вы сможете сделать уже в начале следующей недели. Есть еще одна новость, которая меня лично привела в недоумение. За два месяца до взрыва со счета Роден Кенигстон было переведена сумма около ста тысяч на счет одного из суирских торговцев оружием. Мы нашли его и узнали, что она заказала термоядерную бомбу малого радиуса поражения. И этот груз был доставлен на Ксилус. Доказательства неопровержимые. Это она, Стефан. Она убила Ромери. Суирская сторона будет молчать до тех пор, пока я не дам отмашку. Поэтому, будь крайне осторожен. Ее болезнь представляет опасность не только для самой Роден, но и для всех вас. В данный момент скандал нам не нужен. Возможно, когда мы изолируем ее, нам придется рассказать остальным правду… – Сомери покачала головой. – Думаю, этот вопрос мы вынесем на обсуждение в Совете Всевидящих. Девочка больна… Стоит ли показывать на нее пальцем и выносить позор ее семьи на общий суд? Если Роден будет заперта, она больше никому не сможет причинить вреда. А сейчас… Думаю, сейчас тебе стоит отдать приказ изолировать Роден до того момента, как за ней не прилетит мать. Когда заявление о расторжении помолвки будет сделано, суирская сторона заберет девочку домой. Через две недели состоится заседание Совета Всевидящих. Мы будем рассматривать вопрос о введении на место покойного Ромери нового члена Совета. Я собираюсь предложить кандидатуру Зафира на этот пост. Думаю, ты, как все остальные, проголосуешь за. Безусловно, это преждевременно, ведь я еще не говорила об этом с Зафиром. Но пока ему не до меня. Передавай привет от меня Сафелии. И проследи, чтобы она не проводила так много времени среди иных. До свидания, Стефан. С нетерпением жду дня нашей встречи на твоей свадьбе, – Сомери натянуто улыбнулась и запись отключилась.