Франсис Карсак - Робинзоны космоса [сборник litres]

– Главное – это узнать, хватит ли мощности данного излучения, чтобы преодолеть силу внушения р’хнех’еров.

– Кажется, у нас есть несколько пленных. Пусть их приведут! И пусть притащат того, другого !

Я отдал необходимые распоряжения, и вскоре в лабораторию ввели, под усиленной охраной, десятка два пленников. За ними в металлической клетке на колесах вкатили р’хнех’ера.

– Начнем по порядку, – сказал Кельбик. – Сначала испробуем все на одном человеке. Давайте сюда кого-нибудь! Осциллятор готов? Ну, тогда начали.

Перед прожектором поставили светловолосого юношу с пылающими ненавистью глазами. Кельбик замкнул контакт. Эффект оказался ошеломляющим. Юноша схватился за голову, покачнулся, обвел лабораторию безумным взглядом. Рикс бросился к нему.

– Что со мной? – бормотал юноша. – Этого не может быть, это неправда…

– К сожалению, правда, дружище, – сказал Рикс. – Ты откуда?

– Из Рандона, небольшой деревушки, что в шестидесяти километрах к востоку от столицы. Я был механиком на «Тиалапе».

– Стало быть, ты знаешь капитана Иликина?

– Знал. Он погиб. А ты что, тоже тельбириец?

– Я был на «Филиане» и угодил в плен после сражения под Тхэром. Вот уже несколько дней, как я знаю…

– Успеете еще наговориться, – прервал их Кельбик. – Давайте вот этого, толстого.

На сей раз эффект был не столь мгновенным, но столь же верным: толстяк спокойно, не кипятясь, излил на сидящего в клетке р’хнех’ера весь свой запас самых отборных ругательств.

Остальные пленники смотрели, ничего не понимая.

– А теперь вы, – сказал Кельбик. – Все сразу! Разбираться больше не будем!

Он направил прожектор на пленников. Те тщетно пытались увернуться: Кельбик хлестал их невидимым лучом, вызывая крики боли и страданий. Затем началось настоящее столпотворение. Все пытались говорить одновременно, на чем свет стоит костерили р’хнех’еров, выкрикивая угрозы и проклятия, оплакивали участь оставшихся на Тельбире родных и близких. Внезапно какой-то юноша выхватил из-за пояса Кельбика фульгуратор и, прежде чем ему успели помешать, испепелил р’хнех’ера, метавшегося по всей клетке.

– Убейте меня, если хотите! – прорыдал юноша. – Они съели мою сестру, эти животные!

– Вполне убедительный эксперимент, – заметил я. – Остается лишь установить такие прожекторы на наши космолеты и отправиться на поиски вражеских кораблей. После этого мы можем высадиться и…

– У меня есть другой план, Хорк. А что, если подвергнуть облучению весь Тельбир?

– Потребуется слишком много прожекторов. Правда, если не приближаться, действовать издалека…

– Невозможно. Мнемоническое излучение подчиняется закону обратных квадратов – проще говоря, ослабевает пропорционально квадрату расстояния до объекта. Чтобы оно оставалось эффективным, первоначальный импульс должен иметь невероятную мощность. Из космолетов мы этого сделать не сможем. Но если установить огромные прожекторы на Земле…

– А как близко к Тельбиру нужно будет подвести нашу планету?

– Исходя из мощности в сто мегаватт – в теории больше наши аппараты не выдержат, – примерно на три миллиона километров.

– Кельбик, это неосуществимо на практике.

– Почему?

– На таком расстоянии между Землей и Тельбиром возникнет настолько сильное взаимное притяжение, что нам не удастся избежать столкновения без сложных маневров. Не говоря уже об огромных приливах, риске опустошительных землетрясений и так далее. Твоя цель мне понятна: облучить за короткий промежуток времени весь Тельбир, вызвав повсюду восстания, практически одновременно. Но это невозможно, и нам придется ограничиться менее тщеславными планами. Например, мы можем занять Тельбир и освобождать планету сектор за сектором.

– Это будет долго и обойдется нам в тысячи жизней!

– Другого способа я не вижу. Тем временем мы сможем дезорганизовать космический флот противника, захватить его корабли, привлечь на свою сторону экипажи. А когда будем готовы – ударим, решительно и мощно!

– Полагаю, ты прав. Да, кстати, ты уже вспомнил, что сказал мне при нашей первой встрече?

Я почувствовал, что краснею. Ну и скотина же этот Кельбик! Когда мы впервые встретились, я только что прочел его докладную записку и сказал ему: «Помилуйте! Это еще что за чушь?»

Первый психотехнический бой был дан спустя месяц.

Хотя за это время произошло несколько кровавых стычек, мы откладывали использование нового оружия до того момента, пока не поставим его на все космолеты. Сражение завязалось на уровне орбиты самой внешней планеты, – орбиты, которую Земля пересекла уже со скромной скоростью сто сорок километров в секунду: мы вовсю тормозили! Несмотря на все свои усилия, Кириосу не удалось помешать нам с Кельбиком принять участие в схватке.

У нас было сорок пять космолетов против примерно ста двадцати вражеских. Мы выстроились растянутой цепью.

Противник открыл огонь издалека, начав обстреливать нас баллистическими ракетами, на которые мы отвечали своими. Когда мы сблизились в достаточной мере, я приказал включить прожекторы. Сначала ничего не происходило, словно панцирь вражеских кораблей был непроницаемым для мнемонических волн, но мы знали, что это не так. В нашу сторону полетело еще несколько ракет; мы уничтожили их на полпути, однако отвечать не стали. Внезапно боевой строй противника начал распадаться. Один из звездолетов открыл огонь по соседнему, тот ответил, и оба исчезли в ослепительной вспышке атомного пламени. Затем заговорило радио:

– Остановитесь! Прекратите огонь! Это ужасное недоразумение! Мы готовы вступить в переговоры!

Под усиленной охраной – следовало опасаться любого подвоха! – их корабли, с нашего разрешения, опустились на Землю. Делегацию экипажей принял Совет. Их рассказы мало чем отличались один от другого: люди вдруг очнулись от безумного сна, истребили трех или четырех р’хнех’еров, которые находились на каждом корабле, и запросили нашего согласия на переговоры. Лишь в одном случае р’хнех’ерам удалось одержать верх.

Война продолжалась месяца четыре. Человеческих жертв было не много, но в технике противник нес крайне тяжелые потери. Наш космический флот, напротив, увеличился едва ли не вдвое за счет вражеских звездолетов, захваченных вместе с экипажами; мы сразу же ставили на них собственное вооружение и мнемонические прожекторы. Потом враг понял, что дело нечисто, и его корабли показывались в открытом космосе уже гораздо реже.

Наконец настал решающий момент. Мы начали описывать вокруг звезды длинную сужающуюся спираль, которая должна была вывести нас на орбиту Тельбира, но в квадратуре по отношению к этой планете. Климат Земли, таким образом, должен был стать чуть более теплым, чем в то время, когда она вертелась вокруг нашего старого Солнца. Венера сделалась бы внутренней планетой, но с более умеренным климатом. Вычисление этих орбит стало для наших астрономов настоящим кошмаром: необходимо было точно рассчитать момент перехода через орбиту Тельбира, чтобы не вызвать там катастрофических возмущений и не нарушить равновесия всей системы. Если разумная жизнь здесь когда-нибудь исчезнет, астрономы с далеких звезд будут долго ломать себе головы, пытаясь объяснить, почему две планеты, вращающиеся вокруг Белюля, не подчиняются классическому закону расстояний!