Питер Уоттс - Революция в стоп-кадрах [сборник litres]

Шимп ничего не сказал, когда я развернула интегратор и прилепила его к переборке. Он ничего не сказал, когда я нашлепала три заряда прямо на смолу вокруг пластика; промолчал, когда они детонировали, а интегратор скомпилировал ударные волны и набросал на экране силуэт какого-то большого неотмеченного на схемах пространства.

Шимп ничего не говорил, пока я не достала резак.

– Сандей, я не уверен, что это хорошая идея.

Я подтянула упряжь. Установила фокус.

– Да ну? За этой переборкой какие-то важные схемы? Магистральная линия, которую я могу вывести из строя?

– Я не знаю, – ответил он. А потом, к моему удивлению, добавил: – Я не знаю, что там может быть.

– Ты не знаешь, – я подключилась к ближайшему энергоразъему. – Тебе это не кажется странным?

– Кажется.

Меня вдруг почему-то затошнило. Я сглотнула, подняла резак:

– Так давай выясним.

Лазер гудел и трещал. Смола лопнула, как открытая рана: сожженный, дымящийся полимер почернел и отшатнулся, словно что-то живое. Шимп все бормотал, но мне было наплевать, я не слушала. Кожа сдалась за секунду; вещество позади нее сопротивлялось, упрямый маслянисто-серый цвет сменился неприязненным вишнево-красным, потом появился шарик расплавленно-белого, и вот он – наконец-то – набух, разорвался и выжег шрам на лице переборки. Я увеличила ток, направила луч вверх, вверх, повела влево. Смрад горящих волос обжег горло; камень и сталь трещали, шипели, расплавленными ручейками вырезали на стене узоры, пока Шимп тараторил о «риске», «ожидаемом выигрыше» и «преимуществах осторожности». «Пошел на хуй, Шимп, – то ли подумала, то ли сказала, то ли крикнула я, потянув резак вниз, – ты, может, и не знаешь, что за этой треклятой стеной, но вот мне сдается, что я знаю». Наверное, я точно что-то произнесла вслух, так как Шимп вдруг замолк, Шимп отступил и стал наблюдать, как я режу, жгу и кричу от радости, когда огромная плита переборки наконец поддалась и якорем рухнула на палубу, словно на землю упал какой-то, блядь, дракон, чьи вывалившиеся, раскаленные до красноты внутренности еще дымились. Понадобилось несколько минут, чтобы они остыли, чтобы развеялся туман, а в прорезанной мной дыре замерцали колоссальные черные кристаллы.

«Если бы только Гхора это видел», – подумала я, так как понимала, насколько бы он возгордился.

Я вновь нашла остров Пасхи.

– Неплохо. – Как только я прорубилась сквозь стену, зажегся свет, наверное из-за какого-то автономного рефлекса, который Шимп сознательно не контролировал. Резервные диски располагались правильными рядами, массивные барельефы труб и проводки исчезали под туманным сводом из колонн и арок. Некоторые были меньше моей ладони; другие уходили вверх, исчезали в дымке и тьме, подобно хрустальным горам. Тут и там я замечала что-то знакомое – гофрированный лист противоточного обменника, силовой привод скакуна, только разросшийся раза в два – но большинство скульптур казались какими-то абстракциями.

– А я все думала, куда эти штуки подевались.

Шимп ничего не ответил.

– Это всё?

Замурованная часть склепа была как-то маловата для всех бэкапов.

– Я не знаю, – сказал Шимп.

– Ты не знаешь. Это же ты их сюда перебросил.

– Я и этого не знаю.

– То есть хочешь сказать, это сделали мы? Может, Кай или Эллин поставили будильник на терасекунду пораньше, чтобы перетащить барахлишко сюда, но для чего… в прятки поиграть?

– По всей видимости, это был я, – признал он. – Но я не помню, как это делал.

– Не помнишь, значит?

– Сандей, мне легче отредактировать память, чем тебе.

– Или ты врешь.

Хотя скорее всего нет. Возможно, это еще один из отложенных трюков ЦУПа, так они в очередной раз минимизировали шансы, что Шимп случайно выдаст критические для миссии тайны тем, кто умнее его. Насколько я знала, он послушно забывал свои действия с самого первого дня.

– И где же Элон? – не сразу спросила я.

– Я не знаю, о ком ты говоришь.

– Элон Моралес. Парень с тарантулом. – Я замерла. – А где вообще все? Куда ты их переместил?

– Сандей, – спокойно напомнил мне Шимп, – я не знаю о том, что сделал.

– Ведь если ты не пробурил где-нибудь новый склеп, то…

– Я не пробурил.

Я вызвала карту. Новых отсеков нет. Правда, на ней и этого архива не было еще пять минут назад, пока Шимп не обновил схемы.

– Может, ты забыл, – предположила я.

– Навряд ли. Логичнее было бы списать гробы.

– Может… Что ты сказал?

– Навряд ли. Логичнее было бы…

– Что значит – списать гробы?

– Перевести под резервуары для материи.

– Это понятно, но что случилось с людьми?

– Переработка человеческих останков идет по другому циклу.

– Ты же не хочешь сказать, что они мертвы?

Конечно, он не это хотел сказать. Шимп бы так не поступил.

– Я говорил гипотетически, – ответил он. – Отвечая на твой вопрос.

– Я не гипотетически спрашиваю, а вполне конкретно. Я хочу знать, что случилось с людьми, которые были в этих конкретных списанных гробах.

– Это гипотетический вопрос. Я не знаю, были ли гробы списаны.

– Шимп. Что произошло с людьми?

Он ничего не ответил. Как будто слишком поздно понял, что пересек черту, спохватился, а теперь пытался по-быстрому найти способ все вернуть обратно.

– Ты их убил. – Я даже удивилась, насколько тихим стал мой голос. – Скажи мне, сука, что ты их не убил.

– Я не знаю.

– Но было… – я даже поверить не могла, что так говорю, – было бы логично и разумно их убить, правильно?

– Я не…

– Гипотетически, Шимп. Какую ценность имеет человеческая жизнь на этом этапе миссии?

– Это очень сложная служебная функция, Сандей. Ее трудно описать вербально.

– Все дело в соотношениях, да? Команда против расчетной продолжительности полета. Эксплуатационные расходы против дополнительных преимуществ. Мясо на мегасекунды. Останови меня, если я не права.

Он не остановил.

– Чем дольше мы в космосе, тем меньше продолжительность полета. Соотношение мяса к миссии растет, если только мы не умираем по расписанию. А мы такие неблагодарные и невоспитанные, что живем. Каждая корсекунда без инцидентов, когда никто не выпадает из шлюза, когда никого не размазывает двигателем, снижает нашу ценность. И сейчас, как понимаю, библиотека бэкапов куда важнее, правда? Ведь суть этой миссии не в людях. И так было всегда. У нас есть одна служебная функция: мы должны быть полезны для сборки твоих ебаных врат.

И теперь я уже не такая тихая.

– Ты не остановил меня, – заметила я.

Бесконечными рядами самодовольно мерцали хрустальные скульптуры.

– Сколько, Шимп? Сколько человек ты выбросил из воздушного шлюза или сжег… или просто отключил, пока они не сгнили в пыль?

– В моей памяти нет…