Денис Килесов - Зов Бездны [litres самиздат]

– Вы хотите сказать, что отсюда возможно улететь?

– Я ничего не буду заранее обещать, – замахал руками Ульрих. – Но с Вашим прибытием вероятность этого сильно возросла. Все, довольно разговоров, отдыхайте. Я буду в НИИ, не привык пропускать сеанс связи со спутником.

Едва лишь Ахиллес переступил порог квартиры Ульриха, как осознал, насколько сильно он устал. Пока он избавлялся от комбинезона, в голове крутились противоречивые мысли. Но пилот решительно отогнал их – сон сейчас был куда важнее.

Кажется, запланированное им головокружительное пике в Вальгаллу, бесповоротно отменилось. Стукнула форточка, впустив в комнату ароматы лета. Ее распахнул ветер грядущих перемен…

Ахиллес стоял возле небольшого кургана. Рядом возвышалась проржавевшая опора ЛЭП, служившая ориентиром. Без нее найти братскую могилу было бы непросто.

Промозглый осенний ветер пробирался под взятый со склада Кнохенштадта ватник. Сапоги утопали в размоченной вчерашним дождем земле. Изо рта вырывался пар. Пилот поежился и спрятал руки в карманах. Стоящий рядом Иван Прокопьич стянул с себя шапку и размашисто перекрестился.

– Ну вот, – пробормотал он себе под нос, – доехали.

На кургане не было креста. Ахиллес и не знал, ставят ли их на такие могилы. По правде сказать он не знал и того, во что верили его родители и лежали ли они именно здесь. Наверное, нет. Но это не имело большого значения. Перед ним было место, которое он разыскивал весь год, что провел на Земле. Нашел, упросил Ивана довезти, а теперь не знал, было ли это нужно. И, если да, то кому? Ведь смерть обрывает не только саму жизнь, но и всякое продолжение человека. Все эти привычки чтить память умершего, прощаться с телом и навещать могилу лишь легкое помешательство от горя. Чертов самообман, чтобы притупить внутреннюю неутолимую тоску и снять с плечей лишний груз. Никакие души не парят над гробами и не слушают всхлипы родственников. Рай не распахивает Врата для праведников, а Ад навряд ли становится тюрьмой для грешников. Все, что делает человек с усопшим и какие ритуалы проводит, имеет значение лишь для него самого. Мертвым от этого не легче. Потому что и больно бывает только живым. Ведь, если бы это было не так, в космосе давно было бы не протолкнуться от призраков.

Под небольшим курганом на самом деле лежали сотни погибших от эпидемии сорокалетней давности. Сюда свозили трупы тогда, когда морги были уже переполнены. Здесь не могло быть родителей Ахиллеса. Они жили совсем в другом городе. Однако он это понимал той частью разума, которая услужливо ушла в сторону, дав волю слепому чувству. Ему нужно было попрощаться. А для этого поверить, что под ногами в земле лежит именно его семья. И он верил, потому что ничего другого ему попросту не оставалось.

Пилот достал из кармана металлический брелок на медной цепочке. За прошедшие годы тот сильно исцарапался, но на круглой поверхности все еще можно было разобрать очертания материков и океанов. Не стерлась и красная точка на Евразии, обозначающая отчий дом. Маленькая Земля, которая все это время была с ним, как вечный ориентир. Последний родительский подарок перед поступлением в Академию.

"Чтобы ты всегда помнил, куда можно вернуться. И где тебя будут ждать, несмотря ни на что", – сказала в тот день мама.

Этот брелок Ахиллес нацепил тогда на ключи от "Крыла" – корабля, на котором он отправился домой после выпуска. И долетел лишь спустя почти полвека…

– Я вернулся, мам,– едва слышно прошептал пилот.

Его пальцы разжались, и маленький металлический круг соскользнул на землю.

– Как и обещал…

И ветер унес его шепот тем, кому тот был адресован. По крайней мере, седой пилот в это искренне верил. Ведь ему все равно больше ничего не оставалось.

Ахиллес встречал неприветливый ноябрьский рассвет на крыше НИИ. Дверь, ведущая сюда была заперта на большой амбарный замок. Ключевое слово в этой фразе – "была". Края здания начали осыпаться, и находиться здесь стало небезопасно, так что было принято решение закрыть крышу для посещений. Как говорится, от греха подальше. Но пилот рисковал своим здоровьем так часто, что не привык беспокоиться о неустойчивой кирпичной кладке под ногами. Ключ он вчера незаметно стащил из стола Ульриха, пока тот тестировал новый химический состав, созданный для замены строительной пены. Да, последние физики Кнохенштадта серьезно расширили профиль своих работ в угоду потребностям горожан. Зачастую приходилось быть и химиками, и механиками, и кем только еще. Молодой город отчаянно цеплялся за жизнь, ни на день не забывая о своем прошлом.

– Так и знал что Вы здесь, – Ульрих стоял на последней ступени и тяжело дышал.

– Что, я настолько предсказуем? – усмехнулся Ахиллес.

– Не то, чтобы… Нет… Возможно, все таки не зря я специально оставил ключ в столе вчера вечером. Ведь если бы мне предстояло пилотировать космический борт этим утром, Вы бы нашли меня именно здесь.

– Даже в такую тоскливую погоду?

– Конечно! – старый ученый наконец отдышался и подошел к пилоту. – Тоска – неотъемлемая часть русской души, знаете ли.

– Вас русским не назовешь.

– Вы правы. Но разве это хоть когда-нибудь было по-настоящему важно?

– Пожалуй нет.

– Тогда давайте спускаться, пора ехать на взлетное поле. Нас уже ждут.

По пути вниз Ахиллес уже в сотый раз прокручивал те крупицы информации, которыми снабдил его Ульрих перед полетом. В обрывочных сведениях в Сети, ученый обнаружил неизвестный феномен. Заключался он в том, что в последнее время на отдаленных станциях, люди вдруг резко переставали работать, массово грузились на корабли и отбывали в неосвоенные просторы космоса. Причем все корабли направлялись в разные стороны, что противоречило здравому смыслу, ведь в одиночку покидать хорошо изученный сектор Млечного Пути – чистое самоубийство. Все эти случаи можно было бы списать на бедность, отсутствие нормальных условий для существования и закономерное бегство в поисках лучшей жизни, если бы не одно "но".

Коэффициент благополучия жителей этих станции, основанный на их же оценках, составлял в основном от семи до девяти баллов из десяти. То есть до дня, когда все, как один, покидали станции, люди были всем довольны. Все это было похоже на систематическое массовое помешательство. Ульрих торжественно назвал феномен "Зовом морей". По его словам, когда-то жители побережий на Земле тоже начали массово покидать родные дома и уплывать, как они считали, за край мира. В бескрайние моря. Ахиллес, сославшись на некоторые приятные воспоминания, изменил название на "Зов Бездны". Ульрих не протестовал.