Анастасия Сироткина - Роковая четверка

Нази подошла и поцеловала мужа. И без слов было понятно, что жена поздравила его. Нази пригласила их за стол, и все стали наслаждаться едой, разговаривать о мелочах. Они словно специально обходили серьезную тему… После плотного ужина, развязался более значительный разговор.

– Отец, мама, мистер Гуд, у меня появились планы на ближайшие полгода, – произнес Иоанн, подняв глаза, посмотрел на Меркурия.

Три пары глаз уставились на молодого человека.

– Я хочу полететь на одном известном вам корабле к четырём планетам, которые скоро приблизятся к Земле, – уверено произнес тот.

Невозможно описать то, что началось дальше. Сначала над праздничным столом раздалось два возгласа: отец и мать были поражены. Буквально подлетев к сыну, Нази начала трясти Фауста:

– Куда же ты собрался, умная твоя голова?! Тебе жить надоело?

В глубине души женщина не верила в затеи своего мужа, а иногда ей казалось, что очень увлеченный Стар однажды закончит свою жизнь в психушке. Наверное, поэтому, Нази была рада, что ее сын – ученый другого толка.

– Меня бесполезно переубеждать, мама, это твердое и взвешенное решение. К тому же, я уже давно не маленький, – в его голосе слышалось спокойствие и уверенность. Нази поняла, что спорить бесполезно. Она посмотрела глазами, полными слез, на мужа.

Меркурий на минуту испугался за своего сына, но гордость за него пересилила страх. Теперь он видел перед собой не сына, а достойного союзника.

– Я, безусловно, поражен твоей смелостью, сын. «Жду тебя завтра на взлетном поле в 8 часов утра», – сказал отец. Потом встал из-за стола и молча удалился.

Наблюдая за этой сценой, Стивен Гуд попивал ром и по-доброму посмеивался:

– Надо же, Иоанн, ты, оказывается, похож на своего отца. А мы то думали, ты – подменыш.

Нази с покрасневшими от слез глазами побежала за мужем. Гуд и Фауст остались в звенящей тишине.

Фауст устало засмеялся и взъерошил старательно уложенные волосы.

Через несколько дней Меркурий смотрел на трех человек. Один был его сын, который, казалось, очень изменился с момента памятного разговора за столом. Рядом с Иоанном стоял одного роста с ним невзрачный человек в потрепанной, словно с чужого плеча, одежде; волосы его напоминали пламя, настолько были рыжие и взъерошенные, глаза его были тоскливые, как у больной собаки; над глазами двумя унылыми полосками прямились брови. И весь он напоминал несчастного, бездомного пса. Его имя было так же просто, как его вид – Дин Латент. Странную антитезу этот человек составлял со своим соседом: тот был в белой глаженой рубашке и черных опрятных брюках; у высокого зеленоглазого блондина было настолько красивое лицо, что казалось женственным и безвольным: большие глаза, прямой нос, большой рот с крупными губами, на которой, казалось, застыла язвительная насмешка. Имя его звучало так же высокомерно, каким был он сам: Лодаре Тессо.

Ученый смотрел на этих двоих с недоумением, он не понимал, что эти люди будут делать на космическом корабле. Они были единственными желающими полететь, и это единственное, что ему в них нравилось.

Молодая девушка, прогуливаясь по улицам спящего Лондона, сочиняла стихи про суть человеческого бытия. А иногда просто про природу. На ней было длинное распахнутое серое пальто, под ним – платье черное в горошек средней длины, на плече болталась самодельная сумочка с вышивкой, на голове – голубой, как ее глаза, берет, из-под него выбивались непричесанные кудрявые пряди цвета пшеницы, на щеках разбросаны веснушки такого же цвета, ее сухие губы беспрестанно шевелились: она повторяла строчки из стихов – то своих, то чужих. И сама она, вся ее душа, казалось, состояли из стихов. Поэтесса шла – и вдруг побежала по пустой улице, смотря себе под ноги. Она неслась, не поднимая головы, покорная одной ей известному порыву. Девушка добежала до угла тротуара и врезалась в столб. Она остановилась и потерла ушибленный лоб, подняв глаза, увидела объявление: «Ученый Меркурий Стар приглашает желающих лететь 13 мая в 12 часов дня для космического изучения четырех планет, которые появляются раз в сто лет. Улица Принца Уэльского, дом 50.» Глаза ее после прочтения каждого слова становились все шире и шире. Быстро подняв упавшую сумку и сорвав недочитанное объявление, молодая поэтесса побежала по указанному адресу.

Меркурий давал указания экипажу и рассказывал о строении космического корабля. Он достал три скафандра и раздал каждому будущему участнику экспедиции. Надеть его сумел только Иоанн. Ученый едва смог сдержать смех, глядя на тщетные попытки двух мужчин надеть космические костюмы. Наблюдая за ними, Стар не заметил, как сзади подкрался его друг. Он тоже наблюдал за этим и смеялся.

И вдруг остался истошный крик, заставивший всех обернуться:

– Подождите, подождите, не улетайте без меня! Я тоже хочу!

К космонавтам подбежала, размахивая беретом, взъерошенная фигура.

– Это что за чучело? – сказал, оторвавшись от скафандра, Тессо.

– Я вовсе не чучело, – ответила девушка своим приглушенным мягким голосом, – я поэтесса. Я поэт. Меня зовут Люмьера Луазо, – вдруг лицо ее изменилось, и она зачастила, – Вы знаете, мое имя переводится как «светлое» …

Потом она вновь наткнулась взглядом на скафандры и замолчала. Затем повернулась к Гуду и спросила:

– Здравствуйте, вы тут главный? Я должна лететь вместе с вами! Понимаете, я сегодня всю ночь ходила и сочиняла стихи про звезды, про душу, про то, как взаимодействует человек и Вселенная. Потом мне показалось, что я приблизилась к разгадке этой тайны, и на радостях побежала, – посмотрела на небо девушка, – и ударилась головой о столб. А на столбе висело вот это, – потрясла она объявлением. – Я поняла, что это знак. Я должна, должна лететь с вами. Где ваш корабль? Я могу пройти? – направилась поэтесса к возвышавшейся сзади ракеты.

К девушке подошел Меркурий и сказал, что летят они не сегодня. И распорядился выдать девушке скафандр.

– Меркурий, можно тебя на минуточку? – прошипел, будто змея, Стивен. – Какого черта ты творишь?! Ты в своем уме? Что за парад городских сумасшедших ты здесь устроил? Они же все, кроме твоего сына, неадекватны! Они же все погибнут. Более того, разобьют нашу ракету. Не жалеешь их, так пожалей своего сына: эти дураки сами разобьются и Иоанна погубят.

– Ты знаешь, Гуд, глядя на них, я словно перестал быть ученым. Может, этих безумцев стоит пустить в космос? Может, к звездам тянемся не только мы, астрономы, но и кто-то еще? Я не могу их презирать уже только потому, что они пришли. Они поверили мне, понимаешь, поверили! Я не могу их разочаровать. Моя жена мне не верит! И мой сын до сих пор мне не верит…Он летит, думая, что назад не вернется. Думает, что жертвует своей жизнью ради того, чтобы моя мечта сбылась. Он готов пожертвовать жизнью ради меня, но он мне не верит… а они, эти сумасшедшие, как ты их назвал, они мне поверили! – Меркурий произносил слова, словно вбивал их молотком в голову друга.