Майкл Диллард - Неоткрытая страна

В отличие от своего отца Азетбур не имела преемников. Она закрыла воспаленные глаза и вновь открыла, услышав сигнал на мониторе, нажала кнопку, и на экране появилось изображение охранника Катриса, стоявшего у входа в каюту.

– Госпожа канцлер, – обратился Катрис басом, соответствующим его грузной фигуре. – Бригадный генерал Керла желает поговорить с вами наедине.

Азетбур насторожилась и незаметно вздохнула.

– Впустите, – разрешила она.

Катрис кивнул. Экран погас и вновь вспыхнул, показывая то, что и охранники видели снаружи: другого оружия, кроме отданного фазера, Керла не имел.

Азетбур не испугалась бы, если б он и был вооружен. Со дня убийства отца она и сама мечтала умереть. К тому же их разговор записывался на пленку в трех разных местах.

Керла вошел в каюту, но Азетбур ему навстречу не поднялась. Она знала, с какой целью он пришел, выждав время после гибели Горкона. Азетбур решила, что для них обоих лучше, если она будет жесткой и прямой.

Как только закрылись двери, от официальных манер Керлы не осталось и следа. Быстрыми шагами он подошел к Азетбур и взял ее за руку. Она не сопротивлялась, но когда он поднес ее ладонь к своему лицу, сдалась, не отвечая, однако, взаимностью. Рука ее безвольно повисла, и огромными усилиями девушка заставила себя посмотреть на Керлу безразличным взглядом, не выражающим теплых чувств. Сделать это было совсем не просто – от генерала веяло силой и страстью. Ей хотелось погладить Керлу по длинным смоляным волосам, утопить в них свое лицо, как несколько дней назад.

Керла, казалось, не замечал прохладного к себе отношения.

– Зета, давай сегодня дадим с тобой клятву. Теперь нас ничто не сможет остановить.

"Ничто, – подумала Азетбур, – теперь, когда нет моего отца."

Керла хотел притянуть ее к себе, но она не позволила ему этого, откинувшись в кресле. Он посмотрел на Азетбур, не понимая в чем дело.

– Что происходит, Зета? Разве я дал тебе мало времени? Если нет, то прошу меня простить.

Азетбур по-прежнему оставалась холодной.

– Наши отношения изменились, генерал Керла.

Он медленно отпустил ее руку. В его глазах бушевала ярость, девушка видела, как он борется, чтобы не выплеснуть свои чувства.

– Не понимаю.

– Ты был предан моему отцу? – неожиданно спросила она, и вопрос удивил их обоих. Азетбур хотела покончить с их отношениями без каких-либо объяснений. "Дурак, – сказала она про себя, – если подозрения Чанга оправданны, то ты сам подписал приговор себе."

На этот раз задетый за живое Керла чувств скрывать не стал. Азетбур смотрела на него, абсолютно не реагируя, словно он был актером и в совершенстве знал свою роль.

– На что ты намекаешь, канцлер? Что я предал Горкона? Что я виноват в его смерти? – Керла вскочил на ноги. – Да, я не всегда с ним соглашался и не делал из этого секрета, но я дал ему клятву преданности! Мне не нужно повторять ее еще раз, чтобы придать ей больше веса!

– Но ты не клялся в верности мне.

Слова Азетбур немного остудили его гнев. Керла взглянул ей прямо в глаза.

– Я с большим удовольствием дам эту клятву, канцлер Я предан вам и думал, вы знаете об этом.

– В самом деле? – негромко спросила она. Азетбур думала, что вопрос вновь взбесит генерала, но вместо этого он облокотился о кресло Горкона и пристально посмотрел на нее, словно хотел увидеть ее душу.

– Твой гнев вызван смертью твоего отца, – сказал наконец Керла с обезоруживающей нежностью. – В твоих словах я не слышу обвинения. Сейчас ты о многом думаешь, но только не об этом. Мы вернемся к нашему разговору после мирной конференции, когда ты придешь в себя, – Керла хотел дотронуться до ее руки, но Азетбур отдернула ее – Нет, больше об этом мы говорить не будем, даже если я останусь в живых. Мы не станем к этому возвращаться. И в каюту ко мне ты войдешь только по делам.

– Азетбур…

Она дала знак охраннику. Керла вскочил на ноги и сказал с горечью в голосе:

– Ты не веришь мне. Придет время, и ты пожалеешь, что прогнала меня.

Азетбур вернулась к прерванному чтению, запретив себе даже поворачиваться в его сторону.

В центре помещения для суда стояли Кирк и Маккой Доктор был напуган, но не обращением с ним Клингонов – их отношение к заключенным под стражу было гораздо лучше, чем он предполагал. Его с Кирком посадили в довольно комфортабельную камеру с мягкими кроватями и давали приличную, по клингоновским понятиям, еду.

Маккой предположил, что Азетбур продолжила гуманную политику своего отца. Доктора передернуло, когда он вник во все толкования слова "гуманный". Это гуманное отношение почему-то не предусматривало возможности побриться и принять душ.

Маккоя прошиб холодный пот. Клингоны слишком уж хорошо обходились с пленниками, а это могло означать, что их к чему-то готовят. Возможно, к тому, что им предстояло увидеть сейчас.

Зал судебного заседания сочетал в себе признаки собора и цирка: он был похож на пещеру, внутри которой размещалась арена с вырубленными в скале местами для зрителей.

В самом низу, на площадке, где стояла скамья подсудимых с круглым ограждением, доходящим Маккою до пояса, она была ярко освещена, а остальная часть пещеры находилась в полумраке. Доктор сожмурился, но смог увидеть лишь камеры, свисающие с высоких каменных стен. Маккой занервничал еще больше, когда до него вдруг дошло, что за процессом будет следить вся Галактика, но мысль, что Спок и экипаж "Энтерпрайза" тоже получат возможность смотреть на них, успокоила его. Он окинул взглядом расположенные ярусами ряды для зрителей как раз в тот момент, когда канцлер Азетбур, великолепная и ослепительно красивая, вошла в зал в окружении свиты. С той ночи, когда умер ее отец, Маккой не видел Азетбур и не разговаривал с ней. Ее вид вселил в него надежду. Как и отец, он поступала разумно, имела чувство сострадания и была очень умна Не могло быть, чтобы она верила в то, что капитан совершил это преступление…

Зрители начали скандировать, сначала негромко, но постепенно перешли на громоподобный рев, от которого стал сотрясаться воздух.

– Кирк! Кирк! Кирк! Кирк!

Доктор судорожно схватился за ограждение, боясь, что дрожащие, не слушающиеся ноги подведут его Джим на происходящее не реагировал и соблюдал молчание и холодное спокойствие. Маккой знал, что смерть канцлера была для него тяжелым ударом, он глубоко опечалился, – вместе с Горконом пропала последняя надежда достичь мира в Галактике У самого доктора тоже не было большого желания говорить. Он восхищался и уважал Горкона, как и многие другие, с кем тот встречался, но канцлер умер только потому, что Маккою, врачу Звездного Флота, не требовалось изучать анатомию Клингонов. Он мог бы и сам этим заняться, но были и другие важные дела, а, кроме того, теоретически предполагалось, что звездолеты Федерации не должны встречаться с Клингонами.