Вонда Макинтайр - Первое приключение

капитан. Приятно с вами познакомиться, и какой сюрприз. У вас все в порядке? Снабжение осуществляется вовремя? Что вы думаете о корабле?

– Здравствуйте, капитан, – сказал Маккой. – Все прекрасно, просто прекрасно. – Маккой протянул ему комбинезон.

– Что это?

– Комбинезон для осмотра,…

– Это я знаю…

– … проницаемый для диагностических лучей…

– Да знаю я…

– И у тебя свободных полчаса…

Джим нахмурился.

– Это заговор, да? Между тобой и Дженис Рэнд.

– Да, заговор, только она не имеет к нему отношения. Она сказала, что ты хочешь поболтать с каждым на борту «Энтерпраза»…

– И ты предусмотрительно забыл упомянуть, что знаешь меня с тех пор, когда я был лейтенантом.

– Если ты не хотел ознакомительной встречи со мной, мог бы ей сказать.

– Она могла бы заметить, что мы раньше вместе служили.

– О, понимаю, – преувеличенно серьезно кивнул Маккой. – Помимо

ознакомления с новой работой, разгребанием этого бардака в твоем компе и недели, посвященной составлению расписания встреч, предполагается, что она должна заучить наизусть учетные записи всего персонала «Энтерпрайза». В свободное от работы время.

– Нет, конечно, нет. А все же было бы неплохо, если б она это заметила. –

Затем до него дошло кое-что, сказанное Маккоем. Он быстро развернул к себе экран Маккоевского комма.

– Чувствуй себя как дома, – сухо сказал Маккой.

Джим вздрогнул, прочитав написанное на экране: Маккой заполнял заявку

на контейнер регенерационной культуры.

Джим попытался прикинуться, что не заметил, на что составлена заявка.

Он вызвал из сети свое собственное расписание. Пролистав его, он отметил существенный прогресс. За последние двадцать четыре часа или около того Рэнд расписала для него несколько сотен встреч; она их сгруппировала по несколько в день, и, хотя многие члены команды работали в среднюю или ночную смену, и спали в самое разное время суток, а некоторые работали по расписанию, не имевшему ничего общего с двадцатичетырехчасовым суточным ритмом человеческого большинства на «Энтерпрайзе», Рэнд каким-то образом удалось сохранить его утренние часы свободными.

– Ей неделя не понадобилась, – сказал он.

– Ты о чем?

– Я и не подумал, сколько времени может уйти на такое сложное распи-

сание, – пока ты об этом не заговорил. Она каким-то образом уже закончила. Она, должно быть, вернулась на мостик и работала весь вечер. А, может, и всю ночь.

Маккой заглянул ему через плечо.

– Знаешь, Джим, не надо заставлять старшин работать так, что у них нет времени поспать. Думаю, это против правил или чего-нибудь там еще.

– Я был действительно груб с ней этим утром, – Джим бросил комбинезон

для осмотра на стол Маккоя. – Увидимся позже, – Он направился к двери.

– Джим, подожди. Ты должен пройти осмотр. – Маккой последовал за Джимом в коридор. – Если ты разделаешься с ним сейчас, тебе больше не надо будет о нем беспокоиться.

– А кто беспокоится? – сказал Джим, твердо настроенный не дать Маккою осмотреть его колено так долго, как только сможет.

– И почему это люди ненавидят осмотры? – жалобно спросил Маккой у закрывшейся перед ним двери турболифта.

Качая головой, Маккой сложил комбинезон и сунул его на полку. Джим Кирк мог вывести из себя, но зато уж с ним не соскучишься. Маккой вспомнил то время, – несколько лет назад, – когда Джим был лейтенантом. Он был дерзким, самонадеянным, нетерпеливым с любым, кто был менее способным, чем он. Включая свое командование. Маккой знал с того дня, когда познакомился с Джеймсом Кирком, что этот молодой офицер либо станет выдающимся командиром, либо загремит за нарушение субординации. И часто нельзя было сказать, на что было больше похоже.

Лейтенантом Джеймс Кирк напоминал жеребенка с чересчур затянутой уздой. Назначение его коммандером на «Лидию Сазерленд» сделало его одновременно мягче и сильнее. Ответственность и командная должность умерили его самонадеянность и нетерпеливость.

Маккой не мог не чувствовать немного покровительственную гордость за достижения Джеймса Кирка.

Вот если бы еще удалось затащить его на осмотр…

Ухуре удалось удержаться от того, чтобы не рассмеяться в лицо Розвинд, но, как только она оказалась за надежной преградой закрывшихся дверей турболифта, она начала хихикать и не могла остановиться.

На полпути к офицерскому сектору лифт остановился.

В него вошел капитан Кирк.

– Я тоже неплохо умею смеяться, лейтенант, – сказал он. – Не поделитесь со мной шуткой?

– Нет, сэр, – холодно сказала она, все еще сердясь на него за то, как он обошелся с Дженис. – Капитан, у людей иногда проблемы, о которых вы не знаете.

Он поднял руки, будто защищая голову от удара. На какой-то ужасный миг

Ухура испугалась, – а вдруг и он сейчас упадет на колени к ее ногам.

Признаюсь! Mea culpa*! – голос капитана Кирка казался частично ____________________

* Mea culpa – Моя вина (лат. яз.) (прим. перев.)

– насмешливым, но частично был серьезен. Он опустил руки. – Доктор Маккой уже сделал мне выговор по поводу старшины Рэнд, и не могу сказать, что я буду вас порицать, если вы сделаете мне другой. Если я пообещаю извиниться, вы меня пощадите?

– Думаю, вам следует извиниться при всех, – сказала Ухура.

Он вскинулся; потом помолчал, обдумывая ее слова, и кивнул.

– Вы правы, – сказал он. – Я наорал на нее публично, так что это будет только справедливо. А теперь вы меня простите?

– Да, сэр, – сказала она. – С радостью.

– И расскажете мне вашу шутку? – Он был похож на маленького мальчи-

ка, который в первый раз понял, что его озорство причинило боль и огорчение. И теперь ему нужно заверение, что все в порядке. Был бы он кем угодно, кроме капитана корабля, она бы посвятила его в свои планы относительно Розвинд.

– Нет, сэр, – сказала она. – Я не могу. Это личное.

Лейтенант Ухура вышла в офицерском секторе. Джим вернулся на мостик один. Старшина Рэнд, разговаривавшая с Линди, вскинула глаза, затем отвела глаза, боясь встретиться с ним взглядом.

– Линди, извините нас на минутку? – сказал Джим. Он говорил достаточно громко для того, чтобы его слышали все на мостике. – Старшина Рэнд, сегодня утром я говорил с вами в непростительной манере. Я раскритиковал вас, в то время, как я должен был благодарить вас за вашу самоотверженность. Я извиняюсь.

Она молча глазела на него.

– Пожалуйста, пройдите со мной. – Он не знал, куда, собственно,

направляется, так что просто остановился в коридоре, где они могли поговорить. – Старшина, когда вы последний раз спали?

– Я… я… – Она глубоко вдохнула. – Простите, сэр, я проспала. Поэтому я опоздала.

– Может, надо спросить по другому, – как долго вы работали? – Она по-