Андрей Ливадный - Шаг к звездам [= Вспышка]

Антон чувствовал себя совершенно сбитым с толку, когда, загружаясь в виртуальную реальность, машинально, не задумываясь, выходил в одно и то же место и, лишь оказавшись на знакомом склоне, у замшелого камня, прячущегося под сенью нависающей скалы, вздрагивал, мысленно укоряя себя за навязчивую избирательность.

Они не договаривались о встречах, но ожидание Извалова ни разу не обмануло его: спустя несколько минут в пространстве Полигона появлялась Бет, и все… логичный, взвешенный рассудок будто отключался, уступая место чувствам, трепетно волнующим душу… Он смотрел на приближающийся образ, испытывая ощущение внутренней неловкости, но и оно проходило, таяло, будто остатки внезапного морока, стоило ей подойти ближе и тихо, без натянутости, без фальши, с искренней радостью в голосе сказать:

— Здравствуй, Антон.

Она брала его за руку, и они отправлялись бродить по окрестностям, не избирая маршрутов, равно как и тем для разговора. Все происходило просто, естественно, оба интуитивно избегали серьезных, глобальных вопросов для обсуждения, как это случилось при первой внезапной встрече, и такие прогулки сближали их с пугающей быстротой…

Антон смотрел на Бет, отчетливо понимая всю бесполезность, ложность визуальных оценок.

О себе он в такие минуты не задумывался — у Извалова не было причин, чтобы формировать в виртуалке призрак, чем-то отличающийся от его истинного физического облика, а вот у нее подобные причины вполне могли найтись, такой вывод прямо вытекал из недосказанности их первой встречи.

«Ты сумасшедший…» — мысленно твердил себе Антон, возвращаясь оттуда .

Отключившись от сети, он подолгу сидел в глубоком кресле, глядя на заставку Всемирной Паутины, вращающуюся в глубинах стереомонитора, и мучительно размышлял над своими чувствами и образом Бет, с которой только что расстался.

Риск получить горькое разочарование был велик — кому, как не Антону, было знать, что ожидание праздника зачастую оказывается намного лучше самого праздника, потому он и таил свои эмоции, стараясь при встречах с Бет не проявлять острых, рвущихся наружу чувств.

История виртуальных сетей полна печальных примеров подобных знакомств. Извалов, естественно, не занимался специальным изучением данного аспекта фантомного существования человеческой личности, но за годы, проведенные в сети, он накопил достаточный опыт, чтобы настороженно относиться к «обликам».

Машина, с которой осуществляется вход в виртуальное пространство сети, могла придать пользователю любой сформированный лично или заимствованный откуда-либо образ. Люди часто пользовались подобными приемами в силу разных причин: мотивации варьировались от вполне понятных и оправданных до откровенно издевательских, злых, благо безграничная свобода и безответственность виртуального пространства позволяли скрыть правду о себе, кроме совершаемых поступков, разумеется.

Антон лично не попадал в неприятные ситуации. Когда он увлекался играми, в буквальном смысле тонул в мире грез, сетевые миры еще находились в зачаточном состоянии, а позже, вынырнув из этого омута, он по мере роста профессиональных знаний просто ушел в иную сферу деятельности — работа поглотила его без остатка, не оставляя ни времени, ни желания посещать «многолюдные» виртуальные пространства, где часто вспыхивали вполне конкретные личные драмы… — не стоило забывать, что за каждым жестом, словом того или иного виртуального призрака скрывается живой, эмоциональный разум.

Трагедии виртуалки находили самые непосредственные отражения в реальном мире, и вот настал черед Извалова испытать на себе всю тяжесть неопределенности всемирного пиршества иллюзий.

Его чувства к Бет вспыхнули, будто трескучий лесной пожар, полыхнувший из-за неосторожно оброненной спички, но что может быть мучительнее для логичного, умудренного жизнью, вкусившего всех ее прелестей уже немолодого, закосневшего в определенных привычках и взглядах одинокого программиста, вполне отдающего себе отчет в природе и происхождении виртуальных образов?

«К кому потянулась моя душа? Что скрывал за собой образ молодой женщины, пленившей его разум, — истинную Бет или, быть может, особу бальзаковского возраста, которая сбросила с себя бремя трех десятилетий и сейчас искренне наслаждается произведенным эффектом?» — с необъяснимой, внезапной горечью, даже озлобленностью думал Антон, досадуя на непривычные, дискомфортные мысли и чувства.

Вспышка эмоций длилась недолго, он все же не потерял рассудка в прямом смысле данного термина. Просто, как юноша, внезапно и иррационально влюбился в призрак и теперь мучил себя досужими домыслами, вместо того чтобы действовать как должно программисту, творцу его уровня: поймать ускользающий призрак, просочиться набором безликих байтов по тем каналам, через которые приходит Бет в его домашнюю сеть, отследить ее путь домой и поставить точку в мучительных сомнениях, раз и навсегда узнав: кто она?

От подобных поползновений рассудка в душе вдруг стало холодно и пусто, будто Извалов только что составил мысленный план циничного самоубийства, — ее образ на поверку оказался столь дорог ему, что предполагаемые действия вызывали глубочайшую внутреннюю досаду, гадливое неприятие…

Нет, он не боялся разочарования, ведь в данный миг ему казалось, что неопределенность много хуже, мучительнее, — просто в душе Антона давно сформировалась индивидуальная система моральных ценностей, измена которой означала бы, прежде всего, предательство собственной личности.

Болезненный вопрос внезапно приобрел пугающую глубину,

«Хорош ты, Извалов, нечего сказать…» — думал он, мысленно пререкаясь сам с собой, — «чуть тебя прижало, и что? Все побоку? Нет больше никаких внутренних рамок, будешь действовать, как молодой озабоченный пацан, отслеживая пути, взламывая чужие программы, лишь бы удовлетворить собственное болезненное любопытство, благо опыт есть, а ломать, как известно, не строить…»

Не вязались подобные мысли с образом Бет. Никак не вязались. Во-первых, она вела себя искренне, не лукавя там, где их разговор вдруг сворачивал на запретные для нее темы. Просто говорила: «Нет, Антон, извини, этого я тебе раскрыть не могу». Конечно, отрицать, что в ее поведении присутствует некая тайна, было бы глупо, но этот налет недосказанности лишь окутывал ее призрак незримым облаком притягательного шарма, отнюдь не свидетельствуя о лжи… Она была максимально честна с ним — вот что являлось неодолимой преградой для поступков определенного сорта.

Вконец измучившись своими сомнениями, Антон еще раз грубо обозвал себя парой нелестных эпитетов и встал из-за терминала домашней компьютерной сети.