Александр Коломийцев - Яблони в цвету. Книга 1. Братья по разуму

Споры в кают-компании разгорались горячие. Заводилой обычно выступал Майкл Титов, заслуживший от Битова прозвище «неунывающего спорщика». Имелась у Титова в душе какая-то струнка, начинавшая вибрировать по малейшему поводу и вызывавшая у него нестерпимый зуд противоречия. Никогда не горячился Остапчук, вообще смотревший на жизнь с флегматичной хитрецой и прищуром, да Леклерк, который, посмеиваясь, будто невзначай подзуживал спорщиков. Фуше, если случалось и ему засиживаться вместе со всеми в кают-компании, обязательно под занавес укладывал какую-нибудь сторону на обе лопатки несколькими едкими замечаниями. Очень редко в споре участвовал Командир, он вообще вёл достаточно уединённую жизнь и по вечерам работал в своей каюте на компьютере над заданиями Конструкторского бюро.

За исключением инопланетян, основными темами в этом полёте были дельфины, Проекции и космик. Истой поборницей дружбы человека и дельфина выступала Виола Гарсиа, Титов, естественно, становился оппонентом. Открывшаяся у потомков тех дельфинов, которые впервые вступили в настоящий контакт с человеком, тяга к искусству, пусть примитивное, но всё же достаточно ярко выраженное понимание музыки и живописи, Виола считала несомненными возможностями ещё больше приблизить дельфинов к человеческому уровню. Природой в них заложено много задатков, человек помог им раскрыться. Возможно человек и дельфин, это как неандертальцы и кроманьонцы, только человек не позволит угаснуть потенциально разумным существам, а наоборот, сделает их по-настоящему разумными. Титов, конечно, считал, что человек, преступая законы природы, ведёт себя неэтично. Поскольку дельфины созданы природой именно так, значит такими они и должны оставаться. А человек ради собственной забавы калечит их души, тут Виола ехидно спрашивала, а могут ли у неразумных существ иметься души и спор от вполне конкретных дельфинов уходил в туман метафизики.

Сторонником реальности Проекций прошлого выступал наладчик компьютерных систем Джоз Феллини. На помощь иронизирующему Титову неожиданно приходила Мадлен Караян, со снисходительной усмешкой, бесстрастным голосом объяснявшая, что с помощью компьютеров можно изобразить не только тысячелетнее прошлое, но и тысячелетнее будущее, да что там тысячелетнее, чем дальше от нас во времени, тем лучше, всё равно никто ничего не сможет проверить. Экспансивный Феллини горячился, доказывал, что независимые эксперты проверяли программы компьютеров, в них отсутствовали воспроизводимые события. Горячих энтузиастов Проекций он не находил, большинство недоверчиво покачивало головами. Резюме подводил Битов, заслуживая недовольный взгляд Мадлен, он утешал спорщиков тем, что Проекции пока ещё тёмный лес, их изобретатели нашли ключ, но пока ещё не отыскали замок, который тот отмыкает.

Космик никого не оставлял равнодушным, за исключением может быть Остапчука. Дело было даже не в том, что Джой Керри нравились высокие тона, когда всё тело само танцует и невозможно остановиться, пока не дойдёшь до изнеможения, зато потом чувствуешь себя как заново родившейся, у Дона Витте от таких конвульсий потом самопроизвольно неделю стучат зубы, а Клэр Стентон нравится спокойная музыка. Одним нравится высокий космик, другим низкий, третьим – более привычный для человеческого уха средний, у каждого свои вкусы. Общество пыталось разрешить проблему – окончательно ли музыка зашла в тупик и ничего гениального здесь больше состояться не может и остаётся только надеяться на компьютерных виртуозов. Тут возникал новый вопрос. Что такое вообще компьютерная музыка? Искусство или алгебра, разъятая на части?

Всё это вдруг исчезло. По вечерам звездолётчикам стало не до полночных дискуссий, впору бы до ложа дотащиться. Фуше, тонкий, интеллигентный Фуше оказался на редкость жёстким начальником. Он без кубика помнил наизусть время вахт и распорядок работы каждого человека, будь то пилот, штурман, инженер или исследователь. Два часа в день каждый участник экспедиции, независимо старый или молодой, должен был проводить в специально оборудованном ангаре на инженерном этаже. Да и сам распорядок дня ужесточился. Ворчали даже старики – ни в одном поиске так скрупулёзно не соблюдалась дисциплина. Космос есть космос, и когда находишься в рубке, инженерном этаже, или возле накопителей энергии и двигателей, никакая расхлябанность недопустимы, это вполне естественно, и никто с этим не спорит, но свободное время твоё. А Фуше сократил это время до минимума. Подошёл срок – иди в ангар, спортзал, на обед или ужин и никакого самовольства.

Не отставал от Фуше и Битов, на чьём попечении находился спортзал. Раньше в спортзале можно было спокойно, в любое время порезвиться с мячом, на тренажёрах перекинуться словечком-другим. Док взялся за свои обязанности и гонял всех до седьмого пота, тут уж стало не до болтовни и развлечений.

Стараниями Хайнелайнена в кают-компании ежедневно показывали исторические фильмы с кровопролитием и прочими ужасами, звучал полузабытый гимн Земли – «Гимн ликующего человечества». Гимн был написан ещё в пору объединения людей, в конце двадцать второго столетия, и в некотором роде представлял собой музыкальный вариант всеобщей истории Земли. Музыка первой части была полна трагизма, постепенно в неё вплетались мажорные ноты, и тема страданий и смерти сменялась темой всеобщего ликования.

Лет полтораста назад гимн сменили, и им стала заключительная часть симфонии Андрея Николсона «Голубая планета», написанная в просветлённых тонах, и впитавшая в себя всю радость земной жизни. Хайнелайнен же решил, что в музыкальное оформление досуга полезно периодически включать гимн предков.

В ангаре у Фуше объявился неожиданный помощник. Вечером, обсуждая с Командиром прошедший день и немного расслабившись, он говорил, посмеиваясь:

– Знаешь, наш Ромео оказался не только знатоком девичьих сердец. В принципе, бластер в руках умеют держать многие, но это прямо виртуоз.

Бластер служил ручным инструментом исследователям новых планет и первопроходцам. С его помощью прокладывали путь, расчищали площадки среди скальных нагромождений и лесных дебрях. Пользоваться им как оружием до сих пор предполагалось только теоретически. Меняя мощность, лучом можно было прожигать камни и плавить высокопрочную сталь или только-только воспламенять дерево. Регулируемый фокус позволял превратить луч в струну и бить в одну точку или рассеять конусом и охватить несколько метров.

Возможность использования бластера, как оружие против живых существ, вызвала на Земле много споров. С необходимостью иметь для защиты собственной жизни безотказное и мощное оружие соглашались все, но предлагаемый способ у многих вызывал отвращение своей бесчеловечностью. Поэтому бластеры, предназначенные для войны, дополнили парализующим лучом. Парализующая составляющая комбинированного луча мгновенно отключала сознание, а энергетическая убивала бесчувственное тело.