Катрин Дреннан - Грезить в Городе Печалей

Утром четвертого дня она заснула прямо рядом с его кроватью. Очнулась она от прикосновения к своему лицу. Открыв глаза, Сакай увидела Синклера, который приподнялся на кровати и слабо улыбался. Лихорадка прошла.

— Привет, — все, что он смог сказать.

— С возвращением, — она взяла его руку и прижала ее к щеке.

— Как здорово снова вернуться. Я совершенно вымотан. Такие дурацкие сны.

— Представляю, — заметила она. — Ты иногда говорил во сне.

— Полагаю, что иногда ты слышала свое имя, — сказал он.

— Иногда.

— Ты почти всегда присутствовала в моих снах, иногда всего лишь как молчаливый наблюдатель. Даже на Рубеже. Я провел на Рубеже целую вечность. И на минбарском корабле. Странно, но везде, где я видел смерть и разрушение, я видел Улкеша. Боюсь, это придавало ему демоническую роль. Что ты думаешь об этом?

— Не знаю.

— Возможно, я подсознательно слишком пристрастно отношусь к нему.

— Возможно. Но ведь ты также видел и Коша?

— Да, — сказал Синклер, как будто внезапно вспомнив что-то. — Мне кажется, что он пытался мне что-то сказать, но я не смог этого понять.

Он задумался на мгновение, а потом пожал плечами.

— Но, знаешь, я также видел во сне отца Раффелли и его жену. Они не снились мне уже давно.

Сакай знала, что это были супруги-священники, воспитывавшие Синклера в колледже после того, как его отец погиб во время Дилгарской войны. Они были ему верными друзьями, пока не умерли несколько лет назад.

— Ты снова был в школе, да?

Она подумала, на связаться ли ей с врачами, или просто дать ему поспать. Но, хотя он выглядел усталым, на его лице появились прежние краски и энергичность. И он явно хотел поговорить.

— Иногда. Я пару раз возвращался в тот день, когда впервые там появился. До сих пор чувствую, как я тогда злился на бога и Вселенную за то, что он забрал моего отца к себе. Моя бедная мама не знала, что делать и отправила меня туда. Там был он, дряхлый на вид старый священник, и меня поразило, каким педантом он был — а он пригласил меня покататься на своей скоростной лодке. Я был уверен, что мы оба погибнем от его маневров.

Сакай улыбнулась. Она, конечно, слышала все это раньше, но он не говорил об этом какое-то время.

— Но больше всего мне снилось то время, когда я встретился с ними после войны. Ты ведь помнишь, каким я тогда был: злым на минбарцев, потерявшим вкус к жизни. Я не мог позволить себе показать это, но и не мог от этого избавиться.

— Помню, — мягко сказала она.

— Вот таким я и был в этих снах, снова и снова возвращался к той встрече с Раффелли после войны. Постоянно слышал, с какой любовью они говорили мне о прощении, побуждали изучать о минбарцах все, что я мог. Изучить их язык, узнать их историю, понять их культуру. Потому что, говорили они, через знание приходит понимание, а через понимание приходит прощение. А без прощения, говорили они, мы потеряем все лучшее, что есть в нас.

Он закрыл глаза, как будто внезапно потерял силы, которые вернулись было к нему. Она подумала, что он заснул, когда он вздохнул и снова открыл глаза.

— Я также припоминаю, что иногда это был не Раффелли, а Дженимер, — он улыбнулся. — Мне кажется, они бы поладили друг с другом.

— Уверена, что ты прав, — сказала она.

— Я думаю, что мне пора поспать, — сказал он, осев вниз, прежде чем успел закончить фразу.

Кэтрин тихо пошла звать врачей из другой комнаты, но она знала, что он пошел на поправку.

— Я — рейнджер. Мы бродим в таких уголках Вселенной, куда не проникают другие. Мы стоим на мосту, и никому не дано пройти мимо нас. Мы живем во имя Единственного и умрем во имя Единственного.

Синклер ощутил волну противоречивых чувств, слыша голос Кэтрин Сакай среди голосов других рейнджеров, проходивших сегодня церемонию посвящения и произносивших эти слова, как клятву. Конечно, он очень гордился ею. Но он точно никогда бы не стал просить ее жить и умирать за Джеффа Синклера, и ему было неловко заставлять ее делать это ради Энтил'За.

Это всего лишь минбарская традиция, напомнил он себе. Он не ждал, что она будет буквально следовать этой клятве. Синклер постарался объяснить это всем рейнджерам, что собрались перед ним в Часовне. Он знал, что все они выполнят свою работу, справятся со своими обязанностями, приложив все способности, не обращая внимания на риск. Большего он не может и не будет просить.

Он попытался сосредоточиться на чувствах гордости и радости, которые вызывала у него группа землян и минбарцев, закончивших обучение и с энтузиазмом смотревших в будущее. Кэтрин была среди них.

Сех Турвал распустил рейнджеров-новичков и они вышли. Синклер позволил себе на одно короткое мгновение задержаться в храме, побыть одному — не считая Валена, конечно, — и собраться с мыслями. Эти церемонии также вызвали у него другие эмоции. Глядя на пылкие лица новичков, ждущих своего первого задания за пределами Минбара, среди звезд, Синклер обнаружил, что чувствует знакомое беспокойство, которое все больше и больше угнетало его.

Синклер оставил храм и замер у входа, наблюдая, как выходящие люди и минбарцы поздравляют друг друга: пожимают руки, кланяются, обнимаются — в зависимости от того, кто кого поздравлял, — смеются, а некоторые и плачут. Обычные выпускники. Эта церемония была, возможно, последней из привычного для каждого из них. Активность Теней быстро росла, напряжение между Землей и Минбаром усиливалось, как и напряжение между кастами жрецов и воинов. Война Нарна с Центавром оборачивалась скверно для нарнов, так что всем рейнджерам хватит работы.

Синклер увидел Кэтрин и Маркуса, которые, широко улыбаясь, поздравляли друг друга. Маркус, как и надеялся Синклер, стал отличным рейнджером. Интеллигентный, находчивый, способный, легко признающий ошибки, воплощенный ужас с денн'боком и чертовски умелый пилот. Рейнджеру необязательно быть хорошим пилотом, но Синклер признавал, что у него было свое, особое предубеждение по этому вопросу.

Наконец, Сакай направилась к Синклеру. Конечно, все знали об их отношениях, но он не считал что публичная их демонстрация будет подобающей при его положении. Поэтому он просто широко улыбнулся и произнес:

— Поздравляю. Я очень горжусь тобой.

— Спасибо, — сказала она, склонив голову, но потом не смогла сдержать усмешки: — Это очень мило.

Они оставили других праздновать, а сами молча направились домой.

— Ну, — наконец-то произнесла Сакай, — пора снова задать этот вопрос. Что дальше?

Синклер ждал этого.

— Ты спрашивала об этом три месяца назад. Прояви свой талант в работе, — это прозвучало более официально, чем он хотел. — Я назначаю тебя инструктором по летному делу. Другие учителя и твои товарищи едины во…