Галина Полынская - Чужая звезда Бетельгейзе

Увидев Грэма, птица остановилась, склонила голову на бок и уставилась на него. От этого гигантского создания не исходило ни малейшей угрозы, напротив, от птицы теплыми волнами расходилось нечто умиротворяющее, спокойное и доброе.

– Долгой жизни тебе, красивая птица, – произнес Грэм.

– И тебе, – неожиданно ответила она, приоткрывая клюв.

Грэм опешил. Неуклюже переваливаясь с лапы на лапу, птица подошла к нему поближе и присела в снег, чтобы лучше видеть фигурку, сидящую на древесном стволе. Красные лапы скрылись под белым оперением с зеленоватым отсветом.

– Ты знаешь, птица, мне так плохо на душе, – неожиданно для себя сказал Грэм. – Как будто я нелепо умер, но каким-то образом продолжаю жить дальше. Живой мертвяк – смешно да?

– Иди сюда, ко мне.

Птица с шелестом приподняла одно крыло. Грэм поднялся с бревна и прошел в чудную перьевую беседку. В ней было тепло и уютно.

– Представляешь, птица, – он присел, прислоняясь к пышному мягкому боку, – не успел я и шага ступить, а уже всех потерял. Я все разрушаю вокруг себя.

– С чего ты взял, что это твоя вина?

– А чья же? Даже если я кого-то люблю, я не могу об этом сказать, у меня язык не поворачивается, кажется, что буду говорить о чем-то диком, противоестественном. А еще эти проклятые арки! Зачем их во мне возвели? В них так громко воет ветер…

И Грэм заплакал, уткнувшись в теплый пух.

Зеркальная поверхность задрожала, завибрировала и пошла мелкими волнами, как растревоженная озерная гладь. Человек в испуге отскочил назад, но Апрелю было уже все равно, какие упражнения он совершает, больше в нем не было надобности. Преодолевая небольшое сопротивление, Апрель шагнул вперед, и его туфли ступили на расписной пол. Человек пятился и что-то бормотал. Апрель огляделся, подошел к столу и понюхал цветы, действительно пахло очень приятно. Осматриваясь, он мало обращал внимания на хозяина дома, чтобы тот немного отдышался и успокоился, но это, как ни странно, волновало человека все сильнее и сильнее. Чтобы он умолк и прекратил свою стрекотню, Апрель повернулся к нему лицом и, глядя глаза в глаза, стал вслушиваться . Вскоре набор бессвязных звуков начал приобретать смысл, Апрель стал различать отдельные слова, предложения, а потом и общий смысл. Язык оказался легче легкого. Любой альхенец мог бы обучиться ему в два счёта, а для демона это и вовсе была пара пустяков. Зеркало застыло, стало прежним и уже ничего не говорило о произошедшем пару минут назад. Человек хотел объяснений, он боялся и волновался.

– Я твой друг, – медленно произнес Апрель, – меня не надо бояться.

Чужая речь была округлой, приятной на вкус.

От того, что Апрель заговорил на его языке, человек занервничал еще больше.

– Как тебя зовут? – Сенатор решил при помощи легкой беседы отвлечь его от мрачных мыслей, и за одно побольше вызнать о здешнем мироустройстве.

– Артём, – ответил человек и принялся что-то искать взглядом.

– А меня Апрель. Смотри, мы уже хорошие друзья, не так ли?

Человек нашел то, что искал, сунул в рот короткую белую трубочку и Апрель напрягся – не оружие ли это? В руке Артёма вспыхнул огонек и трубочка задымила примерзейшим дымом. Решив, что пока не стоит выказывать своего недовольства, Сенатор подошел к окну и посмотрел, что там . Дорога и до неприличия высокие дома.

– Как называется твой город?

– Москва.

– Уверен, это самый большой и красивый город на вашей прекрасной планете, – Апрель решил, что немного лести не помешает.

– А-а-а-а, – в голубых глазах человека сверкнула догадка, – так вы инопланетя-а-а-анин? Не черт? Не дьявол?

– Нет, нет, – поспешил успокоить Апрель, – я демон. Какое-то время я поживу у тебя, пока не освоюсь.

Человек совсем, то есть, вообще не обрадовался, но разве это имело какое-то значение?

Казалось, слезы никогда не иссякнут, так и будут бесконечно литься в птичий пух. Птица ничего не говорила, лишь прикрывала его своим крылом от поднявшегося ветра. И гулкие арки стали ломаться, рушиться, под напором слез, их потоки сносили обломки, размывали фундаменты… скверно построено было, наспех…

Кровь грохотала в ушах, голова кружилась, без сил привалившись к птичьему боку, стоял Грэм. Он слушал, как под гладкими перьями ровно стучит сердце, к этому звуку примешивался еще один – тревожный и странный… от этого звука перехватывало дух, а на глазах снова выступали слезы. Это был звон колоколов. Грэм не мог ошибиться, он именно так его себе и представлял.

Стоя у открытого настежь окна, Апрель задавал вопросы обо всем: о расчетных знаках, о делении общества, о его порядках… Артём сидел на кровати, дымил своими трубочками и отвечал крайне скупо. На его лице было мучение тяжелобольного человека.

И Апрель решил спросить, что у него болит.

– Голова, – поморщился он. – Можно я схожу за пивом?

Апрель вопросительно приподнял одну бровь.

– Пиво это то, что меня излечит, исцелит, как говаривал доктор Айболит. Я мигом, палатка рядом.

Из всего сказанного Сенатор понял, что человек хочет уйти за лекарством и оставить его тут в одиночестве. Человек мог оказаться хитрым, он мог уйти и больше не вернуться.

– Я пойду с тобой, – улыбнулся Апрель, – пойдем вместе, мы же друзья, а друзья всюду вместе.

– Душа колоколов там, в птице, – шепнул на ухо голос Даля. – Убей ее, когда она испустит дух, душа выйдет и вернется в колокола. Тогда они зазвонят и твое проклятие рассеется.

– Свинец не звенит, – прошептал Грэм.

– Что? – склонила голову птица.

– Ничего. Спасибо тебе и прости меня за слабость.

– Ты хорошо плакал, как человек с чистым сердцем.

– Скажи, – Грэм вышел из-под ее крыла, – кто ты и что здесь делаешь?

– Кто я – это долго объяснять, ты навряд ли поймешь, но не подумай, просто я из другого мира, мало того, я из другого мира другой планеты. Я ищу здесь одного старика, он искупил свои грехи и прощен, я должна его забрать.

– Я его видел, он бродит у границы сумеречной Альхены и твердит о каком-то аде. Забери его отсюда поскорее, птица.

– Давай я подвезу тебя к границе.

– Не стоит.

– Ты же замерзнешь, пока дойдешь до нее.

– А кто сказал, что я собираюсь возвращаться?

Когда дьявол сказал, что собирается идти с ним в палатку за пивом, Артём запаниковал. Последняя надежда на то, что все происходящее похмельный бред испарялась, так же исчезал шанс побега до ближайшей поликлиники. Дьявол, то бишь, демон (хотя особой разницы Артём не видел), смотрел на него своими змеиными глазами и что-то плел про дружбу, из чего Артём сделал вывод, что идти всё-таки придется вдвоем, а то пива, а с ним и избавления от мучительного похмелья и звенящей головной боли, не видать. «Почему я, господи?» – с тоской подумал он и принялся натягивать джинсы. В карманах еще были деньги, значит накануне, «празднуя» свое увольнения из цирка, он пропил не всё.