Элизабет Мун - Правила игры

Митч никогда не был на мостике такого большого корабля. Он даже чуть было не позабыл о своей тоске. Какая мощь!

Охранники подвели его к женщине, одетой в черного цвета форму, по знакам отличия и ярким ленточкам на груди он узнал в ней адмирала. И вот он стоит перед ней, босоногий, без голоса, он хочет видеть в ней воплощение сатаны… и не может.

— У вас есть выбор, рейнджер Боуи, — начала она быстрой скороговоркой, как говорили они все. — Ваша бывшая пленница Хэйзел Такерис утверждает, что вы искренне любите своих жен и детей.

Он кивнул.

— Мы хотим забрать и других детей, которых вы взяли в плен на "Элайасе Мадеро» после того, как убили их родителей. Но ваши соотечественники, мужчины вашей планеты не хотят мирно выполнять наши условия. Мы обеспокоены тем, что в результате можем причинить вред вашим женам и детям, а мы не хотим никому нанести вреда. Мы не хотим обижать детей. Вы понимаете?

Он снова кивнул, хотя не очень-то поверил.

— Мы не воюем с детьми, хотя вы именно так и делали. Мы собираемся вернуть этих детей их родственникам, чего бы это ни стоило, а это может привести к тому, что пострадают другие невинные создания. И вот — вам выбирать. Мы можем вернуть вам голос, чтобы вы передали приказ своим домашним отдать детей в наши руки. Если же вы откажетесь это сделать, останетесь немым до самого суда.

Он снова сможет говорить? У него снова будет мужской голос? В это трудно поверить, но все стоявшие вокруг женщины и мужчины слушали адмирала с серьезными лицами. Значит, это правда.

— Наши корабли готовы к высадке на планете, — продолжала адмирал. — Если в них будут стрелять, они ответят тем же. Если им будут чинить препятствия, они будут сражаться, а у ваших соотечественников вряд ли найдется оружие, способное противостоять нашему. Так что все зависит от вас.

Она перевела дух, потом спросила:

— Ну, как, будете отдавать приказ или нет? Сотрудничать с дьяволом? Исполнять приказы женщины? На секунду он вспомнил о спрятанном в городе оружии, возможно, ему удастся как-то сообщить мужчинам, где оно находится. Но он реально ощущал нежные прикосновения детей, щеки дочерей у своей щеки, слышал их смех. Убить их? Поставить их жизнь на карту? Он никогда не убивал детей, он и не сможет этого сделать… Но эти люди смогут, по крайней мере так он понял. Он кивнул.

— Значит, будете. Хорошо. Отведите его в лазарет, пусть вернут ему голос, потом приведете его снова на мостик.

Он предатель, трус… По дороге в лазарет он никак не мог успокоиться. Охранники молча вели его вперед.

— Мы усыпим вас на короткое время,. — сказал ему врач, — чтобы хорошо расслабились мышцы горла и шеи.

Он проснулся, словно на секунду задремал, в горле стоял ком. Он откашлялся и услышал звук своего голоса.

— Я… могу… говорить…

— Со мной разговаривать вам не разрешается, но в принципе говорить вы можете, — ответил один из охранников. — Вы скажете то, что приказала вам адмирал. Пошли.

Он сел там, куда его посадили, и уставился в маленькую светящуюся точку — объектив видеокамеры. Голос сначала дрожал, но вскоре он даже забыл, что совсем недавно еще не мог говорить.

— Джед, послушай меня. Это Митч, я в плену, но это не имеет значения. Я хочу, чтобы ты позволил людям, которые высадятся на планете, забрать с собой чужестранных детей. Прима знает, их четверо. Потом пошли кого-нибудь в ясли на Крокетт-стрит за двойняшками желтоволосой потас… женщины. Я хочу, чтобы ты отдал этим людям шестерых детей. Прима, одень детей и приготовь их…

— Адмирал, пришел ответ…

— Давайте посмотрим..

Это была видеосъемка из его дома. Джед сильно рассержен, Прима стоит за его спиной, руки покорно сложены на животе. Они в малой гостиной, где он сам так часто принимал гостей, с одной стороны камин, с другой стоит большой круглый стол.

— Митч, я тебя не узнаю, они тебя напичкали какими-то лекарствами или что? Это какой-то трюк. А так как я теперь глава семьи, я не собираюсь отдавать детей этого дома в руки безбожников!

Митч почувствовал, как по лицу, по рукам заструился пот.

— Джед, так надо. Они все равно будут высаживаться на планете, и если ты окажешь сопротивление, будет еще много убитых и раненых. Среди них могут оказаться и дети…

— Они отправятся тогда к Господу своему. Я не собираюсь….

За спиной Джеда пошевелилась Прима. Она даже не подняла глаз на видеокамеру, только протянула руку и взяла кочергу. У Митча перехватило дыхание.

— …не собираюсь предать позору наше достойное имя только потому, что ты, как последний слабак, попал в плен.. Прима легко ухватила кочергу, руки у нее были сильные, она ведь столько лет замешивала ими тесто, отжимала белье, таскала младенцев. Он прекрасно знал, насколько сильны эти крепкие руки.

— Джед, пожалуйста, не подвергай риску всех детей из-за нескольких чужеземных, пожалуйста, Джед, отпусти их.

Пока Прима просто держала кочергу. Он старался даже не смотреть в ее сторону.

— Если они готовы драться, пожалуйста! — Джед смотрел в объектив со злобным триумфом. — Пасторы уже призывают всех собраться вместе и встать на защиту…

Митч видел, как Прима тихонько приблизилась к Джеду, она ведь босая, так что ходит почти бесшумно. Вот она занесла кочергу. В нем сражались надежда и ужас, ужас от того, что женщина может ударить мужчину, тем более из-за спины, но и надежда на то, что, возможно, когда не будет Джеда, все уладится и дети будут в безопасности…

— Ты можешь остановить их. — Митч пытался внушить Джеду, но Джед всегда отличался завидным упрямством. Ему надо предупредить Джеда, отругать Приму. Но дети… — Ты можешь убедить их, только попробуй…

В этот момент Прима наконец-то посмотрела прямо в объектив и улыбнулась.

— Давай же! — повысил голос Митч, он бы и сам не смог сказать, к кому обращался. Джед только открыл рот, чтобы что-то ответить, как Прима со всей силы ударила его по голове кочергой… — Прима! — закричал Митч, но больше ничего сказать не смог.

Жена снова подняла глаза на объектив, лицо приняло обычное спокойное выражение.

— Береги детей…

Голос словно у молодого петуха, который учится кукарекать.

— Береги детей… — Голос снова осекся, глаза наполнились слезами.

Когда заговорила Прима, голос ее был совершенно спокойным:

— Я хочу увидеть… людей, которым ты готов доверить наших детей.

— Будь осторожна, — прошептал он. — Пожалуйста…

Он просит женщину… просит… это неправильно, но так болит горло, болит сердце, он хочет, чтобы все было в порядке, он боится за детей. Экран погас, и он совсем сник.

— Я хочу полететь с вами, — сказала Хэйзел. — Я должна это сделать, дети меня знают, они тогда не испугаются. Брюн бы тоже полетела, если бы могла.