Филипп Палмер - Ничейный космос

Вру. Не было такого. Но мне хотелось бы думать, что было. Что однажды утром я встала и внушила себе: хватит вести себя как дура, ты не заслуживаешь подобного обращения.

Однако я не сопротивлялась, не проявляла волю. Любовь умирала… вопрос только, почему она не погибла раньше? Не знаю.

Знаю только, что я начала просыпаться по утрам, чувствуя вкус праха во рту. Вроде все правильно, и в то же время наперекосяк; вроде я счастлива, а вроде и нет.

Как-то я купалась в озере, и вдруг началась гроза: молнии пронзали тучи, вода лилась с неба… А потом все успокоилось, и над горами повисла радуга.

Никогда в жизни я не видела такой красоты. Меня со всех сторон окружала вода, лицо саднило, побитое струями дождя, но я этого не замечала, потому что во мне словно бы открылось нечто божественное.

И в то же время, как ни странно, я не чувствовала ничего, кроме вкуса праха. Вместо красок, пролитых самим небом, — только серость и пустоту.

День сменял день, ночь шла за ночью. Я утратила способность что-либо чувствовать, жила рефлексами, искусно изображая эмоции. Но Андрей обо всем догадался — видимо, потому, что я перестала ему льстить. А может, льстить ему я перестала и раньше, не помню (у меня как-то случилась жуткая депрессия, и я почистила блок памяти в голове). Не могу сказать, когда именно исчез даже призрак любви, или сколько продлился период серой и тусклой не-жизни.

Однажды утром я проснулась в отеле «Браунз», совершенно не помня, как туда попала. Выбросила сотовый, чтобы Андрей меня не вызвонил, сняла квартиру в городе. Но спустя четыре недели Андрей меня нашел — приполз на коленях, умоляя признаться в измене. А я смотрела на него, смеялась и осыпала издевками. Андрей не выдержал, разразился напыщенной, гневной тирадой. Как же мне было хорошо в тот момент.

Затем… Не помню, я стерла целые месяцы собственной жизни. От них ничего не осталось.

Следующий блок памяти начинается с того, что я просыпаюсь в убогой каморке: обои отклеиваются, а в раковине черви поедают забытое яблоко. И сама я — совершенно седая, располневшая — умираю от тоски по Андрею.

Кающейся грешницей, поджав хвост, я вернулась на виллу на озере Комо. Но Андрей сменил замки, сжег на костре мои платья и завел новую любовницу, которой отдал мои драгоценности. От ревности у меня челюсти свело.

Я напала на Андрея, до смерти напугав его девушку, но он отбил атаку. И черт с ним, подумала я тогда, уходя.

Сегодня я понимаю: покидая Андрея, я была стопроцентно права, так родилась моя новая личность. Но в тот момент я кляла себя, ненавидела, не понимала, как могла бросить любовь всей своей жизни? Какая я после этого женщина?!

В тот тяжелый момент я решила, что никогда себе этого не прощу. Улетела в Австралию, стала актрисой, благополучно загубив карьеру. Начала пить, принимать наркотики, разбила две тачки, заработала нервный срыв. Много лет прожила впустую. И вновь увидела Андрея, только когда он превратился в скелет.

Я тосковала по нему во время разлуки. Мне не хватало пощечин. Чудовищно не хватало. Иногда я становилась перед зеркалом и била себя по щекам, воображая, будто моя рука — это рука Андрея. Начала вновь заниматься карате и на тренировках намеренно пропускала удары в лицо.

Со временем жажда пощечин прошла. Я приняла свое помешательство, смирилась с этим отклонением в психике. Разобралась в себе. Без психиатров. Теперь я знаю, что стремление играть в Секс и Смерть с сильным мужчиной, который бил меня по лицу, — симптом неустойчивой психики. Знаю, что я — ненормальная, просто умею это скрывать.

Я.

Ненормальная.

…Так я всем говорю.

После разрыва с Андреем, после долгих лет алкоголизма и наркомании я решила взяться за ум, остепениться. Почистила организм, простила себя, накупила одежды в классическом стиле, выровняла оттенок седины, сделав ее чуть привлекательней.

Поступила в университет, где доучилась до бакалавра математических наук, затем — до бакалавра наук исторических. Взялась было за диссер по морской биологии, но забросила это дело. Еще немного попутешествовала. Потом пошла работать школьным учителем — лет на двадцать посвятила себя работе с детьми в нескольких независимых средних школах Соединенного королевства. Преподавала историю и политологию, организовывала экскурсии. В какой-то мере даже такая работа заводила, бросала вызов. Но потом и она наскучила; интриги коллег стали откровенно бесить, и я ушла из системы образования.

К тому времени я постарела, серьезно — мне шел сто сорок третий год. Но мне нравился образ слегка пожилой женщины. Мои суставы сохранили подвижность, я могла пробежать милю за четыре с половиной минуты; могла выполнить жим штанги лежа — без разницы, сколько и какого веса блинов мне накидают на гриф; могла без устали проплавать час. Удовлетворить сразу двоих мужиков за ночь — не проблема, хоть удовольствия это мне почти не доставляло, да и случались такие оргии редко. Самый мелкий шрифт по-прежнему читался без очков, а память о происходящих со мной событиях записывалась на новенький мозговой имплантат.

Однако с уникальностью я распростилась. Мир тогда переживал бум искусственного омоложения (год от года цена на курс лечения падала и вскоре стала доступной даже среднему классу). Я только оставалась старейшей из омоложенных, хотя кому какая разница?

Впрочем, в омоложении была своя прелесть: я и подобные мне стали откровением для самих себя. Нам ничего не стоило встать на сноуборд, скатиться с горы, переломав себе руки-ноги, а потом залечить все за месяц. Мы радовались жизни, веря, что натуралы — низшие существа, и выходили по ночам тусоваться, пересекались с подростками на стадии бунта. Нам казалось естественным дать преступнику второй шанс. А молодежь… они вообще ничего собой не представляли, даже на базовом уровне. Позабыв о целлюлите, морщинах, дряблых мышцах и скрипе в суставах, старики заняли место подростков, опустив тех до уровня новорожденных.

Так им, заносчивым козлятам, и надо.

Оставив учительство, я несколько лет жила себе в удовольствие (не вдаваясь в излишества). Потом во мне таки проснулась сознательность, погнавшая меня работать в Фонд защиты детей. Прослужив там девять лет, я возглавила благотворительную организацию «Поможем Африке». У меня получалось. На волне эйфории я обратилась в криогенное хранилище и забрала Питера — его разморозили, он родился, и я стала мамой.

Одновременно я обрела работу, сына и здравый рассудок: забота о Питере плюс руководство ведущей благотворительной организацией — равняется?.. Либерально-гуманитарный идеалист-трудоголик с ребенком на шее.