Филипп Палмер - Ничейный космос

С тех пор прошло много лет, но мое сердце по-прежнему принадлежало Африке, ставшей мне вторым домом. Вдобавок я не могла сидеть без дела, мне требовалось совершить какой-нибудь подвиг. В Палестине к тому времени воцарился мир; Ирак стал оплотом капитализма; Северная Ирландия невероятно прославилась правительством — коалицией католиков, протестантов и мусульман. Кроме Африки, настоящему идеалисту — вроде меня — и развернуться-то было негде!

Свою цель я преследовала безжалостно, настойчиво, вероломно, не брезгуя шантажом, взятками и враньем. Кого-то удавалось пристыдить, так что мне уже не могли отказать в помощи. В конце концов, опытный психолог без труда убедит власти предержащие, будто его личный успех — в их же интересах.

На долгие годы меня захватило ощущение, что мы творим нечто волшебное. Я искренне верила, будто мы меняем мир к лучшему.

Но вскоре открылась правда — оказывается, мы трудились напрасно. Наши «новые сообщества» были всего-навсего разрекламированными лагерями для беженцев, а сами африканцы впали в зависимость от белого Запада. Из-за коррупции, растлившей членов организации — всех, от низов до верхушки, — рушились тщательно продуманные гигантские схемы. Эпидемия СПИДа продолжала выкашивать население Африки. Когда же СПИД научились лечить, на смену ему пришел инфекционный остеопороз, а вслед за ним — иммуноподавляющая чума, страшней которой болезни не знали.

У меня опустились руки. Африка — обреченный континент, проклятый Богом, такое во мне крепло убеждение.

Но я не я была бы, если бы не решила докопаться до сути. Отчего в Африке дела шли так плохо? Почему прогрессировала коррупция? И почему люди там мерли как мухи, ведь они здоровее, чем где бы то ни было?! Странно, но иммуноподавляющая чума убивала только темнокожих африканцев моложе восемнадцати. Как такое могло быть?

Я стала копать еще глубже. Читала газеты, романы, слушала популярную музыку, радио. Когда моя команда заканчивала работу и напивалась, я донимала вопросами их. Начались мои собственные походы по барам — я флиртовала с мужчинами, расспрашивала их о политике. Они распускали руки, и пару раз я даже оказалась в щекотливом положении. Но нащупать некую систему мне удалось.

Я стала посещать больных чумой в больницах. Познакомилась с девочкой четырнадцати лет по имени Энни. Кожа слезала с нее кусками — именно так убивала чума, вызывая у кожи аллергическую реакцию на саму плоть. Я пела Энни колыбельные, рассказывала сказки на ее родном диалекте. Потом заснула, а проснувшись, обомлела от ужаса: по лицу девочки ползала жирная муха, топча грязными лапками оголенные вены и сухожилия.

Отогнать паразита я не решилась, чтобы не причинить боль ребенку. Но когда муха сползла на подушку, прихлопнула гадину.

Двенадцать часов я провела у постели умирающей Энни, а когда душа девочки отошла в мир иной, благословила ее и подумала: творится нечто противоестественное.

Я взяла на анализ кровь Энни. Изучила результаты, а потом еще долго рылась в Интернете, пока не докопалась до истины.

ИП-чума вовсе не была натуральной. Ее вывели в лаборатории и запатентовали. Мне удалось хакнуть целую директорию патентного бюро США, где под невинным заголовком «Инфекции нового тысячелетия» нашлась информация по зарегистрированным изобретениям в области генетики, а среди них — по ИП-чуме и другим видам биологического оружия, способного уничтожить жизнь на Земле.

Патенты были выданы многим компаниям, которые оказались сателлитами одной большой американской биохимической корпорации «Мечты о будущем».

Выяснилось, что эта самая корпорация — единственный производитель лекарства от ИП-чумы. Девочка, вывшая от боли, лежала под капельницей, вливающей ей в вены морфин и усилитель иммунитета, произведенный «Мечтами о будущем». И мы, оказывается, тратили деньги, собранные с таким трудом, на лекарство, созданное фирмой, которая сама же и породила болезнь.

Что это? — думала я. Совпадение? Или же все шло по плану? Американская корпорация заражает целый континент, чтобы затем нагреть руки на продаже противоядия. Отравить пациента и взять с него деньги за такси, на котором он приехал в больницу…

Под впечатлением от открытия я пошла в бар, где несколько часов кряду накачивалась спиртным, болтая с одним завсегдатаем и барменшей. Изложила им свою паранойяльную теорию о фармацевтах, заразивших Африку чумой. Эмилия, барменша, расхохоталась; Пракаш, завсегдатай, погрустнел. Однако оба согласились, что в принципе такое возможно, но только возможно.

И мы выпили вместе.

А после попойки и бесконечной череды тупых анекдотов Эмилия с Пракашем вслух со мной согласились. Все знали, что я права. Зараженные точно знали, но не жаловались — их не стали бы слушать.

Африка умирала. В день сотни тысяч детей теряли кожу, девяносто процентов из них погибали, остальные до конца жизни оставались прикованными к больничной койке. Вакцина продавалась, но стоила безумно дорого. Вскоре Африка потеряла поколение детей, став континентом стариков, которые вкалывали на трех, четырех, а то и пяти работах, чтобы только заработать на лекарство и облегчить мучения своих умирающих чад.

Слухи о происходящем расползались; но главным образом подпольно, люди от них делались убежденными циниками. Отчаяние, алкоголизм, наркомания стали статус-кво африканцев.

Однако же никто не воспылал ненавистью к американским корпорациям, никто не пожелал вмешаться в происходящее. Африка безропотно подалась навстречу судьбе, принимая жизнь, словно кару, ниспосланную гневливым Богом.

Моя знакомая африканская девочка умерла в агонии, ослепленная болью, так и не узнав, какое это счастье — прожить жизнь. Ее лишили радости, веселья, любви, детей — всего.

В гневе я вернулась домой, выместила злобу на няньках Питера. Опустошенная, упала на кровать рядом с сыном. Уснуть не удавалось, я заплакала, и от этого Питер проснулся, начал кричать. Я дала ему грудь, потом другую, но обе давно уже высохли. Питер продолжал плакать. Прибежала кормилица и нежно взяла его на руки.

На следующее утро, причесываясь перед зеркалом, я заметила, что у меня выпадают волосы — целыми прядями. Распухшее лицо горело. Стоило поморщиться, как лоб зазудел. Я слегка коснулась его, и от лица отвалился шмат кожи. Открылись вены, мышцы. Глаза будто вылезли из орбит.

Пока кожа не слезла с рук, я вызвала «скорую». Она приехала через два часа. И мне помогли забраться в салон; кожу пальцев я оставила на ручке двери. В горло мне ввели трубку; казалось, будто язык вот-вот отвалится.

Дорога была ужасная: выбоины, кочки… Я задыхалась, решила, что за мной пришла смерть, которую однажды удалось обмануть. Думала, иссяк мой запас везения, наступила пора платить по счетам в ужасной агонии.