Фредерик Пол - Восход Чёрной Звезды

Чем дольше она размышляла, тем быстрее покидала ее восхитительная истома; она заподозрила, что Кастор залез к ней в постель лишь для того, чтобы тайно прошептать ей на ухо все, что он только что прошептал, и не более того.

Просмотрев военные летописи урней, Делила покинула библиотеку, удалилась в свою комнату, полную приторно-сладким ароматом местных цветов, которыми урни в изобилии украшали комнату, забралась в постель — и она с удовольствием забралась бы куда-нибудь еще дальше, например, в утробу матери, чтобы раз и навсегда уйти, укрыться от мира. Потому что впервые в жизни Цзунг Делила испытывала настоящий страх. Речь шла не просто о преступнике, который, перехитрив народную полицию, совершает жуткое преступление. И не о тривиальных личных проблемах вроде изменника-возлюбленного (ветреного и непостоянного по сути своей), измены которого, тем не менее, больно ранили Делилу. На этот раз она столкнулась с опасностью, столь грандиозной, что даже думать о ней было страшно до жути.

Если библиотека не лжет, то получается, что урни почти наверняка обратят в пепел все, что было дорого Делиле, все, чему она служила, все, чему присягала в верности.

И она не видела возможности помешать им. Она долго лежала в кровати, сжавшись в комок, обхватив руками плечи, подтянув колени, ничего не видя, стараясь ни о чем не думать и ничего не чувствовать. Постепенно первый приступ страха начал проходить, и сознание Делилы, парализованное ужасом, прояснилось, ожило.

Не может быть, чтобы положение было столь безнадежным. Она должна найти выход, Соотношение сил было не в ее пользу, мягко говоря, и Делила это сознавала, но ничтожность шансов на успех — еще не предлог отказаться от попытки. Ведь она — инспектор народной полиции! Она лежала на спине, глядя в потолок (с которого, наверное, на нее тоже глядели), и постепенно в голове ее начал складываться план действий.

Первый шаг, конечно, последовать совету Кастора. Она должна завоевать доверие урней и янки, стать большей патриоткой, чем они сами. Времени на это почти не оставалось.

К несчастью, чтобы самым верным и быстрым способом втереться в доверие к врагу, ей предстояло совершить нечто отвратительное и оскорбительное по отношению к себе самой. Даже унизительное.

При первой же возможности Делила отправилась к навесу, где будущие бойцы упражнялись в воинских искусствах, твердым шагом промаршировала к Фенг Миранде и заявила:

— Ты права. Мы все обязаны сражаться за свободу Америки. Я — опытный пилот, умею командовать людьми. Можете использовать меня, как посчитаете нужным, Миранда. Я хочу вам помогать.

Она заметила, конечно, как Миранда сразу же бросила косой взгляд на Кастора; и заметила также, с каким превосходством посмотрела она затем на нее, Делилу. Она заранее внушила, что обращать внимание на подобные выпады не станет, и хотя самолюбие ее было уязвлено, внешне Делила ничем себя не выдала. Пусть Миранда думает все, что ей придет в голову. Преимущество все равно на стороне Делилы. Ведь она прекрасно представляла, о чем сейчас думает Миранда (пусть удовольствия от этого никакого не получала), а вот Миранда понятия не имела о планах Делилы — и никогда не узнает и даже не заподозрит, что фраза «Мы все обязаны сражаться за свободу Америки» была лишь кусочком более обширного утверждения: «Мы все обязаны сражаться за свободу Америки и всей Земли против урней!»

…Если Кастору разрешается забираться в ее постель, чтобы делиться секретами, то и Делила имела право поступить аналогичным образом. Замысел ее был до того нелеп, даже абсурден, что она сама не удержалась от улыбки, направляясь в комнату Многолицего.

— Старичок, — грубовато обратилась она к хозяину комнаты, едва войдя, — мне хочется. Ты еще в состоянии переспать с женщиной?

На нее уставилось морщинистое личико, придавленное могучим лбом большой и тяжелой, как тыква, головы.

— Вполне способен! — запальчиво ответил он. — Ты разве вообще ничего в медицине не смыслишь? Физически я могу все, что захочу, только…

— Только, — перехватила она инициативу, к собственному удивлению обнаружив, что испытывает к бывшему ученому неожиданную нежность, — только ты — урод, и поэтому стыдишься сам себя. Тебе совестно заниматься любовью с женщиной. Но знаешь ли, Многолицый, мы сейчас в другом мире. Мужчины здесь — в большом дефиците, и все маргинальные случаи переходят в высший разряд. Ты для меня сейчас — почти что идеал, вместе с милой своей тыковкой, и с огромным удовольствием я бы сейчас же уединилась с тобой в уютном местечке на лоне природы.

И опять-таки к удивлению Делилы Многолицый оказался весьма нежным и страстным любовником. Когда они объяснили урням, что люди с Земли привыкли совокупляться без посторонних, что условие это — необходимое, и умники любезно угнали прочь нахалов-глупиков, она обнаружила, что секс во исполнение долга не менее сладок, чем секс для восстановления душевного равновесия, и даже куда слаще, чем ласки небрежного, неверного и неблагодарного любовника.

А потом под покровом могучих оранжевых лиан, густо затянувших рощицу, в которой они уединились, она прошептала на ухо Многолицему:

— Я была в библиотеке, я видела исторические хроники. И я знаю, чем кончится эта война.

Многолицый лежал рядом, закрыв глаза. Он медленно поднял веки. Он заговорил не сразу, и тон у него был слегка огорченный.

— Да, теперь понятно. А я все голову ломал, к чему это ты все затеяла.

Она открыла рот, чтобы солгать от смущения или чтобы извиниться, но он не позволил ей.

— Прошу, говори шепотом, как можно тише. А насчет «почему» — забудь, это неважно. — Из-под раздутого купола головы глаза его смотрели мягко, с пониманием. Вдруг взгляд стал жестче. — Главное, — прошептал он, — убедить их, что мы приняли их сторону. Пусть они нам поверят.

— Да, — согласилась Делила, шевельнувшись. Легкое движение как будто спугнуло Многолицего, он отдернул ладонь, лежавшую на бедре Делилы, о чем она тут же пожалела. — А потом? Если мы добьемся доверия?

Многолицый сказал печально, но решительно:

— Шансов предотвратить войну у нас почти нет. Но и выбора не остается. Сделаем все, что сможем.

Хорошо еще, что военные познания урней, пусть и обширные, отличались односторонним характером. И это уже давало землянам призрачную надежду совершить невозможное. Для урней война означала именно «сражение», «схватку», «бой». Разрушение городов, уничтожение живой силы противника, даже аннигиляцию целой планеты. И больше ничего. Шпионаж и коварные уловки были не в их репертуаре. Если Живые Боги имели понятие об искусстве шпионажа и предательских измен, своим питомцам они его не передали. Поэтому Цзунг Делила и Многолицый беспрепятственно добились, чего хотели. Джач с распростертыми объятиями встретил Многолицего, ввел его в планирующую секцию Совета, а Эй-Белинка приветствовал Делилу на практических занятиях. С большим удовольствием, нужно сказать, потому что Делила немедленно стала «звездой» учебной группы, любимой ученицей Эй-Белинки.