Андрэ Нортон - Звездные врата. Суд на Янусе. Победа на Янусе

Нервы у Сууда были гораздо крепче, чем у солдата, срывавшего одежду с Кинкара, — тот обратился в паническое бегство. Отшвырнув оставшиеся в его руках лохмотья, он понесся по полю, не разбирая дороги.

Его товарищ владел собой лучше, хотя и он отдернул руки от узника, словно тот превратился в каленый уголь, и несколько отступил назад. Солдат не сводил перепуганных глаз с Кинкара, будто ожидая, что тот сейчас обернется каким-нибудь чудищем. Он вскрикнул, но тут к пленнику протянулась сильная рука Сууда. Великан пытался схватить круглый камешек с явным намерением сорвать его с пленника.

Сууд, безусловно, обладал определенным мужеством. Ему необходима была большая самоуверенность, чтобы держать верховенство над сорвиголовами крепости У-Сиппара. Не только же из-за размеров и физической силы занимал он свою должность. Сейчас он заставил себя сделать то, на что хватило бы силы духа и крепости нервов разве что у одного из сотни гортиан — если не у одного из тысячи. На нем была мета дьявола, возвещавшая о служении силам зла, — и все равно он осмелился прикоснуться к Единому. Он выходил из обычной для него роли казарменного головореза, становясь куда более опасным.

— Именами Лоор, Лоой, Лиис, — сказал Кинкар, — заклинаю тебя, Сууд, — одумайся.

На каждое из имен талисман отвечал нежными приливами тепла. Кинкар почувствовал, что камень живет. Что он мог сделать с клейменым злодеем, юноша не мог предположить. Насколько он знал, ничего подобного никогда не случалось на его Горте.

Из-под края шлема Сууда выкатились несколько маслянистых капель; рот его скривился в оскал мертвой головы, он был полон мрачной решимости. Пальцы смыкались на талисмане. Казалось, все вокруг замерло. Ветер стих; не слышалось даже шлепанья лап ларнгов по снегу. Солдаты У-Сиппара оцепенели от того, что было похуже мороза.

Сууд сделал последнее усилие. Он схватился за камень и с силой потянул за него, протащив Кинкара несколько вперед. Цепочка больно врезалась в шею юноши. Однако она не порвалась, ибо в ту же секунду камень пылающим углем коснулся груди Хранителя, мгновенно остывая.

Начальник стражи Руда стоял, вытянув перед собой руку, пальцы его были согнуты, словно продолжали сжимать Единое. Он простоял так секунду дольше, чем следовало бы; а потом, по-прежнему держа руку перед собой, великан взвыл от боли и ужаса, как раненый зверь, ибо пальцы его сморщились и почернели — это уже не было человеческой кистью. Но Сууд продолжал оставаться Суудом — боль только раздразнила его. Левой рукой он неуклюже вытащил нож и наугад ткнул им перед собой; слезы боли застилали его глаза.

Глубокий порез пересек плечо Кинкара, потом лезвие подцепило Единое. В этот раз Сууд вскрикнул сразу; крик был тонкий, пронзительный, непонятно было, как его могла исторгнуть такая толстая глотка. Нож выпал из руки, которая больше не могла держать его, и великан закачался взад-вперед, тряся головой, протягивая перед собой руки. Одна из них была сморщенная и черная, другая же — ярко-красная, словно ошпаренная.

Он сильно страдал, но слепая ненависть по отношению к этой штуке, обжегшей его с такой силой, и к человеку, на котором она была, затмевала его рассудок. Он бросился на Кинкара, пытаясь своим весом довершить то, чего не смог сделать ни с помощью рук, ни с помощью ножа. Кинкар побежал от него, хоть ему и сильно мешали стянутые за спиной руки, и они закружились по полю в какой-то адской пляске. Конечно, это был уже не тот Сууд, что прежде, но для своего некрупного противника он по-прежнему был опасен.

Приключившееся с великаном несчастье повергло остальных охранников в растерянность. Никто из них не пытался вмешаться в происходившее на поле. Кинкар, спасаясь от преследования, не обратил внимания на раздавшийся длинный свист.

В ответ тоже раздался свист, и все окружавшие поле поняли, что сейчас произойдет. Лорд Руд, хоть и был озадачен тем, как все повернулось, ни на секунду не потерял самообладания. Он безжалостно решил пожертвовать искалеченным Суудом, чтобы расправиться с пленником, знавшим слишком много. Там, где по замыслу должен был остаться на верную смерть один обнаженный человек, сейчас кружились двое. Но смерть уже витала над ними, до ее удара оставалось совсем немного. Что ж, может быть, это и к лучшему. Сууд был легендарной личностью в У-Сиппаре, и если бы весть о его поражении какой-то сверхъестественной силой разнеслась в округе, это могло бы породить ненужные волнения. Пусть он умрет, — сразу же, привычным путем — тогда все предшествовавшее скоро забудется.

Кинкар не сразу понял, что происходит, но через несколько секунд осознал все до конца. Невозможно было спутать ни с чем крик морода, увидевшего мясо — пусть еще живое и движущееся, но все равно мясо для его голодной утробы. До него дошло, какая смерть ему уготована. Даже если бы руки его были свободны, даже если бы у него был меч — он бы все равно долго не продержался. Противостоять хорошо обученному мороду может только вооруженный всадник, причем непременно с плащом. И то его шансы выиграть эту схватку невелики. А против стаи мородов бессилен даже верховой. Он превратится в груду дочиста обглоданных костей раньше, чем кровь его успеет скатиться на землю.

Сууд ослеп, оглох, он не видел ничего, кроме Кинкара. Вся его боль, весь его испуг перешли в одно желание — желание убить, но сначала схватить, навалившись на Кинкара своей огромной тушей. Но, поскольку великан инстинктивно пытался пустить в ход руки, Кинкар вновь и вновь ускользал от него. Гигант громко кричал что-то нечленораздельное, это был наполовину крик боли, наполовину вопль безумной ярости от того, что ему никак не удавалось схватить свою жертву.

Наверное, именно поэтому мороды сначала набросились на него. Казалось бы, запах свежей крови, исходивший от пореза на плече Кинкара, должен был привлечь их к нему. Однако сначала хищники принялись за Сууда.

Крик гиганта вновь перешел в вопль. Видимо, лишь отчасти сознавая, что ему пришел конец, он пытался хоть как-то защититься от тварей, рвавших его мясо. Сначала он просто попробовал сбросить их, чтобы они не мешали ему преследовать Кинкара. Потом, видно, в нем пробудилось чувство самосохранения, он бешено замахал руками, но было поздно, лицо его уже превратилось в сплошное кровавое месиво.

Кинкар попятился от этого ужасного места, но споткнулся о какую-то кочку и упал на спину. Своим падением он привлек к себе нескольких мородов, и они кинулись на него. Когти вонзились в руку, перед глазами замаячил страшный клюв, и он не смог сдержать рвавшийся из горла вопль ужаса и отвращения.

Но клюв не нанес удара; когти, хоть и были остры, не оставили глубоких ран. Раздалось шипение голодного разозленного морода, и сидевшая на нем птица ударила клювом кого-то из своих сородичей, пытавшегося урвать от ее добычи.