Михаил Пухов - Путь к Земле («Кон-Тики»)

Надо учитывать, что атмосфера «дышит», ее плотность меняется в зависимости от времени суток и солнечной активности. Если корабль идет в атмосферу для посадки, это неважно: все маневры сдвигаются по высоте на несколько километров, и только. Но когда он, подобно «Кон-Тики», лишь задевает воздушную оболочку и снова уходит в космос, точная атмосферная сводка на данный момент – столь же необходима, как прогноз погоды для авиаторов. Вот почему такие сводки – неотъемлемая часть космического радиовещания. «Главное – не увязнуть, – комментировал Коршунов нашу задачу. – «Кон-Тики» нельзя оставаться в атмосфере больше пяти минут. В баках тонна топлива, если жар подберется к нему, то конец».

«Кон-Тики» стремительно приближался к финишу. Заключительный отрезок пути – от геосинхронной орбиты до атмосферы – занял у нас около трех часов. Солнце все время пылало впереди, постепенно отодвигаясь от сверкающего края быстро растущего диска Земли. До планеты оставались считанные тысячи километров, когда траектория – скорость достигла уже десяти километров в секунду – начала выворачиваться параллельно горизонту. А за две минуты до перигея, на высоте 200 км, Коршунов спокойно развернул «Кон-Тики» днищем вперед и включил двигатель на десяток секунд; топлива на маневр ушло килограммов сто пятьдесят. Когда вес исчез, Коршунов возвратил «Кон-Тики» в прежнее положение. Мы лежали, наглухо привязанные к креслам, смотрели вперед и ждали. Бесконечное море блистающих облаков мчалось навстречу, в разрывах синел океан. Мы словно летели на высотном авиалайнере, практически горизонтально, но все-таки опускались – все медленнее и медленнее. А когда «Кон-Тики» пересек 80-километровую отметку, начались перегрузки.

Это продолжалось, как позже выяснилось, около двух минут. Сначала слабые, но быстро растущие, они рвали нас из кресел. Мы висели на ремнях над жаропрочным иллюминатором купола, ремни резали тело, перегрузка превысила единицу, потом двойку, «Кон-Тики» прессовал своей скоростью бесплотный воздух, тот накалялся, пылал, светился багровым цветом… Не помню, о чем я думал в эти секунды. Перегрузка достигла трех и начала падать. Мы были ниже семидесяти, но уже поднимались. Атмосфера отобрала у нашего кораблика часть скорости и теперь неохотно выпускала его из огненного плена… Потом снова стало легко.

– Высота? – деловито осведомился Коршунов, напоминая мне о моих штурманских обязанностях.

Я бросил взгляд на приборы.

– Восемьдесят!

– Скорость?

– Восемь с половиной!

– Отлично! – проговорил он, расстегивая ремни. – Мы сделали это. Саша, мы это сделали! Апогей будет у нас примерно две тысячи, как раз на орбите «Коперника». Полтонны топлива – и мы цепляемся за орбиту, остается еще столько же на маневрирование! Отлично, штурман, просто отлично.

Он искренне радовался, будто до последнего момента не был убежден, что все закончится столь успешно. На что тогда он рассчитывал? Однако спрашивать я не стал.

Коршунов поднялся из кресла, посмотрел вперед. Облака, до которых только что было рукой подать, быстро уходили вниз. На горизонте лежала тень – Солнце осталось сзади, мы приближались к линии терминатора.

Я посмотрел на своего командира. Лицо его выглядело смертельно усталым.

– Последний раз я проделывал такую штуку на Титане, в системе Сатурна, – сказал он. – Лет десять назад. Но там это проще, Саша. Скорости не те, да и атмосфера помягче.

Он вновь опустился в кресло, прикрыл глаза.

– Вздремну часок, что-то устал. Разбуди меня в апогее, штурман…

И он в самом деле заснул! Солнце позади нас опустилось за горизонт, «Кон-Тики» – впервые за несколько суток – окутал мрак. В небе зажглись звезды. Это была ночь, настоящая земная ночь, теплая, мягкая, человеческая! Подо мной, в нескольких сотнях километров, мирно спали люди. Неярко мерцали индикаторы. «Кон-Тики» поднимался все выше, стремясь к апогею орбиты. Коршунов не шевелился, я был совсем один, один под звездным небом. И вдруг…

Впереди засветилась изогнутая линия горизонта, из-за нее вынырнул маленький белый диск. Это восходила Луна. Луна, на камнях которой мы стояли всего неделю назад! Я смотрел на нее и чувствовал, как меня захлестывает неудержимой волной восторга.

Да, мы сделали это! Где ты, Эдик Рыжковский? На крохотной скорлупке прошли путь, на который даже свет тратит больше секунды! Мы прошли этот путь сами, без посторонней помощи, и не свернули даже после «Лагранжа», когда никто в мире не упрекнул бы нас за малодушие! «С берегов им кричали: – Вернитесь, друзья! – Но вперед они мчались, в чужие края – в решете по крутым волнам!»…

Я не замечал, как течет время. Луна поднималась все выше, она притягивала взгляд. Там остался Центр Королева, там шла по орбите станция «ЮГ», там, в точке либрации, уже работали ремонтные бригады, восстанавливая «Лагранж»… Все это было перед моими глазами, но я ничего не видел, слишком уж далеко. Но мы, мы-то были там так недавно!

Я посмотрел на приборы. Высота – около двух тысяч, вертикальная скорость уменьшилась почти до нуля, до апогея остались считанные минуты. Я перевел взгляд на командира «Кон-Тики». Его лицо, озаренное лунным светом, было безмятежно спокойным. Мне стало жалко его будить. Да и надо ли?

Его действия при последнем маневре стояли у меня перед глазами. Я положил пальцы на клавиатуру. Осторожно – чтобы не потревожить Коршунова – развернул «Кон-Тики» днищем вперед. Луна исчезла из поля зрения, снова стало темно. Я включил двигатель, тот запел. Вновь появился вес – нормальная тяжесть, форсировать режим я не собирался. На душе было радостно и легко…

Не знаю, сколько это продолжалось – наверное, не больше минуты. Чей-то вопль буквально потряс кабину, чья-то рука отшвырнула меня от пульта… Когда я очнулся, двигатель грохотал, кабину озарял яркий лунный свет, хищный профиль Лунного Коршуна нависал над пультом управления… Потом двигатель «Кон-Тики» захрипел и умолк, умолк навсегда.

– Здесь станция «Коперник», – повторил голос из динамика. – Станция «Коперник» к лунолету «Кон-Тики». Подтвердите заход на причаливание в восемнадцать ноль-ноль условного орбитального времени. – Последовала пауза, затем голос добавил уже другим тоном: – Телевидение беспокоится…

Коршунов зарычал и обрушил кулак на динамик. Тот умолк. До входа в атмосферу оставалось минут пять, не больше. Все было как тогда, в первый раз: бесконечные сверкающие поля облаков, в провалах – голубизна океана… Только теперь в баках «Кон-Тики» топлива не было; не было и самих баков, и не было двигателя – все это хозяйство, отстреленное полчаса назад, шло сейчас по собственной, отличной от нашей траектории, чтобы спустя несколько минут вспыхнуть падающей звездой в небе Земли…