Олег Балабанов - Галактеры

«Мало, нас очень мало выжило» — подумал он, а вслух произнес:

— Все это хорошо. Действие убойной силы на человека всего этого оружия известно, только вот на пришель-цев как оно подействует? Слышишь, Олег? Нам нужны армейские склады, армейские, а не охотничьи магазины. Федор, а где поблизости у Новосибирска стояли воинские части, не знаешь? Черт, — выругался Сергей, задев по-резанной рукой за приклад ружья.

— Да нет, я не в курсе, — ответил Федор, но Горшенин его уже не слушал — неожиданно он осознал, что ожи-даемой волны боли в заживавшей руке не последовало. Еще утром он также задел рукой за край стены и рефлек-торно отдернул ее, успокаивая нахлынувшую боль, правда, не столь резкую, как раньше.

— Интересно, — пробормотал он, откладывая в сторону ружье, и попробовал осторожно ощупать руку. — Вика, давай перебинтуемся? Вчера-то забыли. Да и странно как-то…

— Давай, — подсела к нему Вика. — Чего странного, дорогой?

— Не знаю, не знаю, — пробормотал он.

Через несколько минут оба удивленно уставились на место на ладони, где под бинтами должен был быть глу-бокий опухший порез, сейчас просматривавшийся только еле заметным розовым следом.

— Этого не может быть, — наконец, произнес Горшенин, — порез был очень глубокий, около сантиметра и по всей ладони! Да и края вывернуты, а тут гляди, как будто кто-то сложил разрезанные края и они срослись, навер-ное, неделю назад не меньше!

— Знаю, мне не рассказывай — я тебя бинтовала, — ответила она. — А ты что, не чувствовал, что рука не ноет?

— Да бог его знает — как-то в общей кутерьме и… и не помню что-то!

— Знаешь, — после некоторого молчания произнесла Вика, — а я рада, что рана не загноилась и вообще зажила. Не знаю, чем это объяснить, но я рада и не стоит забивать себе голову. Даже бинтовать не нужно!

— Да-да, конечно. Конечно хорошо! — вслух произнес он, что-то вспоминая и сопоставляя, не заметив, как Ви-ка отошла к своему месту, где протирала и смазывала свою СВДС. — Олег? — вдруг резко повернулся он к Рома-нову.

— Что? — поднял тот голову.

— А что с твоим горлом? Кашель не уменьшился, случайно? Что-то я не слышу его или уже привык и не об-ращаю внимания на него?

— Ого! Кстати, у меня он прошел! — ответил Олег, не столь удивленный чудесным скорым выздоровлением, — вчера еще горло раздирало так, что думал кишки выплюну, а сейчас… Хм, так отголоски, першит чуть-чуть и все, больше ничего.

— Странно, у меня рука зажила полностью. Смотри, только след от пореза остался, а был глубокий!

— Ну что же! Очень хорошо, — не понявший, отчего так разволновался его командир.

— Вот-вот. Вика тоже радуется, — замолчал Сергей.

— А в чем дело-то? Ну, выздоровели мы и все тут!

— Пока не знаю. Надо подумать.

Романов только пожал плечами — ну думай, ты у нас голова, думай. И вернулся к прерванному занятию. Он только поднял голову вслед Горшенину, решительно направившемуся к Анне Дмитриевне, их общему выбран-ному медицинскому светиле.

Переговорив с ней, он вернулся, задумчивый, взялся за ствол, но решительно отложил в сторону:

— Вика, Олег, завтра идем в «Город монстров» и берем с собой раненых. Да-да, потихоньку добредем, доне-сем! — и, отвечая на немой вопрос, дополнил: — Мы все вчетвером проходили барьер, помните?

— Ну да! И что?

— А то — ты был болен, я ранен! Что-то, что находится в воздухе или какое-то излучение — другого объяснения не нахожу — за той стороной барьера положительно воздействует на живую плоть, поддерживая и излечивая раны и уничтожая болезнетворные микробы, как в твоем случае. Я только этим могу объяснить такое быстрое заживление глубокого пореза и твоего начинающегося воспаления легких.

— Хорошо, — немного подумал он, — нас с тобой вылечило что-то там, а как же тогда Вика и Игорь? С ними что тогда? Вика, у тебя… Ой, извини, — стушевался парень, опустив покрасневшее лицо.

— Да ничего! Все нормально, — откликнулась молодая женщина, — у меня ничего не болело и не болит!

— Вот, что тогда в ее случае? — вновь поднял к нему лицо Олег.

— А ничего — она же сказала: у нее ничего не болело, значит, и лечить было нечего. Это коснулось только больных участков организма. Может у нее если что-то болело или просто немного хандрило, но она этого не чувствовала, а теперь вообще все пропало.

— Поэтому ты ведешь раненых? — догадалась Вика.

— Да, у них мало шансов выжить! Сама же знаешь их состояние. Один-то выживет, рана поверхностная, а вот у тех…

На следующее утро вышли рано. Восемь человек. Трое раненых, двое помогающих идти двоим — Семен шел сам — и сама группа Горшениных.

— М-да, я так и предполагал, — произнес Сергей, опуская бинокль и поворачиваясь на бок, смотря на залегших сзади него, — Обь-то вскрылась по всему полукругу барьера-поля.

— И что? Значит, мы не сможем пройти за него? — спросил Семен, раненый в руку.

— Нет, здесь нет. Хотя пройдешь беспрепятственно, но, тут же, окунешься в воду. Она пока холодна, пляжный сезон еще не открыт! — усмехнулся Горшенин.

— О, черт, как-то не подумал! Извини.

— Не извиняйся. Пойдем в обход, — приказал Сергей, не обратив внимания на не существенное извинение. Во-обще за эти два дня за ним заметили эту особенность: не обращать внимания на подобные мелочи — мол, сам поймешь, что сказал или сделал не так. Но никому и в голову не приходило его поправлять или подтрунивать — он являлся тем, кто спас их и кажется, знает, что делать дальше, чтобы выжить, жить в этом изменившемся мире. Через несколько минут добавил: — По железнодорожному мосту пройдем на ту сторону. Я смотрел — граница барьера почти подходит к той его стороне насыпи. Быстро обернемся.

Им потребовалось полтора часа медленного продвижения. Соблюдая максимальную маскировку, стараясь полностью прикрываться массивными балками моста, они медленно приближались к противоположному берегу.

Под ними простиралась закованная во льды Обь. Взгляд блуждает по льду, схватывает картинку впереди, устремляется вправо и упирается в четко очерченный края открытой воды реки. В этом месте по всему периметру находится цель их пути: мимикрирующая мембрана. Впереди справа и слева возвышается все та же сине-зеленая световая субстанция, сквозь которую просматривалась черная, склизкая как после дождя земля, покрытая мусором и грязными следами потоков тающего снега асфальтированная дорога.

Еще несколько осторожных перебежек и они у сторожевого поста, охраняющего в былые времена вход по-сторонним лицам сюда. Отсюда уже видны детали сюрреалистично оттаивающего берега под воздействием не-обычных сил и всего, что находилось на нем. Кое-где проглядывались сперва непонятные, по мере осознания ужасные холмики — повсюду из-под снега выглядывали трупы замерших жителей.