Михаил Ахманов - Вторжение

— Квазиразумный, — произнёс Литвин, нарушив тишину в коридоре. — Квази — мнимый, ненастоящий… Определения, не подходящие к разуму. Разум либо есть, либо его нет — простая двоичная логика без всяких квази и псевдо. Что скажешь, приятель?

Ни подтверждения, ни отрицания. Вероятно, Корабль реагировал лишь на конкретные вопросы.

Он сделал около сотни шагов, когда в сознании возникло:

«Порт. Слева, в нише».

«А что с другой стороны?»

«Полость для адаптации тхо».

Но полости или какого-то зала Литвин не видел. Там был балкон без всяких следов ограждения, большой полукруглый уступ, нависший над пустым пространством и отделённый от коридора стеной с мерцающими мембранами. Он оглянулся, посмотрел на нишу с тёмным куполом потолка, затем хмыкнул и решительно двинулся к ближней мембране. Пустота за ней оказалась небом, но не похожим на земное — сверху струился зеленоватый свет, плыли кремовые и лиловые облака, сияло оранжевое светило и ещё одно, блеклое, призрачное, вроде Луны, встающей на вечернем небосклоне. Сделав несколько шагов, Литвин выглянул за край балкона. Под ним, метрах в пятнадцати или двадцати, лежала приветливая местность: склон холма, поросший коричневым мхом или низкой густой травой, речная излучина, что огибала возвышенность, а за ней, на горизонте, другие холмы и деревья, высаженные правильными кольцами. Между холмом и рекой, на ровном берегу, мелькали человеческие фигурки. Литвину показалось, что они подскакивают, прыгают, кувыркаются, напоминая стайку детей, резвящихся на природе. Но детьми они не были — он видел блестевшие в солнечном свете черепа, мощные загривки и плечи, покрытые броней мускулов.

«Корабль!»

«Слушаю».

«Что там происходит?»

«Адаптация тхо к естественным условиям».

Всматриваясь вниз, Литвин склонился над краем выступа.

«Там не просто тхо. Это охранники, да? Олки?»

«Олки, — подтвердил звучавший в сознании голос. — Тренировка в планетарной среде».

«Тренировка? С какой целью? Для чего они…»

Закончить вопрос ему не удалось. Свет внезапно мигнул, растаяли светила, холмы и деревья, берег реки и облака, и Литвин очутился на балконе, прилепившемся к внутренней поверхности огромного пустого цилиндра. На дне этой камеры столпилось человек пятьдесят, все нагие, мускулистые, безволосые; стояли и, задрав головы, смотрели на него. Потом что-то изменилось — он почувствовал, что становится лёгким, как воздушный шар, хотя понятие верха и низа ещё не исчезло. Уменьшили гравитацию, сообразил Литвин. Почему?

В следующий миг трое стражей, резко оттолкнувшись от пола, взмыли к его балкону. На них не было браслетов и доспехов, но и без этого снаряжения выглядели они внушительно, как и положено троллям: широкие бесстрастные лица, могучие плечи и руки, созданные, чтобы ломать и давить. Первый из них приземлился в шаге от Литвина, и тот, не дожидаясь, пока его схватят, стукнул противника в колено тяжёлым башмаком. Олк отлетел к стене, врезавшись в неё макушкой, Литвина по инерции отбросило к другой, но он, извернувшись в воздухе, встретил удар ногами. Борьба в невесомости или при малом тяготении была искусством тонким и коварным, которому не обучишь на Земле и даже на Луне; преподавали его на орбитальных базах ОКС и доводили до совершенства в Поясе Астероидов. Там любая инспекция рудника или другого предприятия могла завершиться пьяной разборкой, дракой в шахтёрском баре либо схваткой с контрабандистами. В шахтах, пещерах и штольнях танки и «грифы» были бесполезны, и дело решалось так, как в старину, ручным оружием и выучкой.

Выучка у Литвина была отличная. Едва над краем балкона возник второй противник, как он, подтолкнув его, припечатал затылком к стене, двинул коленом в промежность и сбросил вниз. Но третьего и последнего поймать не удалось; этот ловко притормозил, зацепившись ступнями о закраину балкона, и бросился в атаку. Странно, но он не пытался ударить, а схватил Литвина за руку и, будто клещами, стиснул бицепс. Мощь у него была немереная, но все же Литвин чувствовал, что борется не со скалой, а с живым человеком. Двинув его по кисти, он сбросил захват чужака, сбил подножкой на пол, упёрся коленом в крестец и, ухватив за подбородок, потянул. Позвонки в такой позиции трещат, в глазах плывут кровавые круги, но тролль не поддавался.

— Железный у тебя хребет, приятель, — сквозь зубы выдохнул Литвин и нанёс удар в основание черепа. Олк захрипел, обмяк, и он швырнул его с балкона вниз. Затем, предвидя новую атаку, быстро отступил к мембране и просочился коридор.

Там, в глубине ниши, поджидала транспортная капсула. Она покачнулась под его весом, но тут же обрела устойчивость и, набирая скорость, ринулась вперёд. Замелькали, сливаясь в тёмную ленту, стены, Литвин вытер испарину со лба и облегчённо вздохнул. Потом осведомился:

— Погоня будет?

«Нет. Олки не могут попасть в верхний коридор».

— Почему?

«Не могут пройти сквозь мембрану без снаряжения».

«Какого ещё снаряжения?» — подумал Литвин и тут же получил ответ:

«Без усилителей физической активности».

«Браслетов?»

«Да. Это многофункциональные устройства. Не такие, как кафф, но тоже играют роль ключей».

— Будь эти парни при всей амуниции, плохо бы мне пришлось, — буркнул Литвин с угрюмой усмешкой. — Ну, а что теперь? Надеюсь, я никого не пришиб? Последний вроде бы чувств лишился… Живой или как?

«Летальных исходов нет. Хотя удар в нервный узел может быть причиной смерти».

— Что за узел? Где он расположен?

«Там, где череп сопрягается с позвонками шеи», — сообщил Корабль и умолк.

Уязвимая точка, сообразил Литвин, пытаясь вспомнить, прикрыто ли это место доспехом. Но так или иначе было понятно, что стражам в полной сбруе он не конкурент. Отчётливо вспоминалось, как он налетел на олка при посадке в капсулу — будто бы в камень уткнулся. Бей, не бей, а все без пользы… Против лома нет приёма.

Крохотный экипаж стал плавно тормозить, затем остановился, и на повисшей в воздухе транспортной схеме вспыхнул огонёк. Верхние трюмы, решил Литвин, уже немного разбиравшийся в топологии Корабля. Эти полости лежали над трубой конвертера и двумя огромными шахтами, в которых, как ему казалось, были смонтированы энергетические установки. Под этой машинерией тоже тянулись километровой длины ангары — нижние трюмы, симметричные с верхними. Само собой, понятия низа и верха являлись условностью; судя по гравитационным лифтам, тут управляли тяготением локально, в каждой точке внутреннего пространства.

«Полость с разбитым кораблём — за выходной мембраной», — сообщил бесплотный голос, и Литвин, покинув капсулу, окунулся в беспросветный мрак.

«Надеюсь, здесь нет охранников, — мелькнула мысль, а вдогонку за ней другая: — Как бы олки с речного бережка не подняли тревогу… Ты можешь их успокоить?»