Ольга Онойко - Сфера 17

«…три ракетных крейсера, шестьдесят истребителей», — вспомнил Николас, — «и всё списано ещё при Императоре». Фрайманн не мог этого не знать. Действительно, о таком лучше вообще не думать, лучше ограничиваться гладкими, обкатанными как галька, пафосными фразами пропаганды… Даже железяка это понимает.

— Это всё?

Николас не стал упоминать про пятьдесят восемь минут. Эрвин, конечно, знал о слежке, Реннарду просто не хотелось поднимать эту тему.

— Нет. Потом Стерлядь заговорил о вас.

Николас молча кивнул.

— Он рассказал любопытные вещи, — проговорил Фрайманн. — Он рассказал правду. Я не знаю только, всю правду, которая ему известна, или часть её. Это меня беспокоит.

— Правду? — переспросил Николас.

— Управление соцобеспечения перетягивает на себя функции Управления внутренней безопасности. Начупр товарищ Реннард находится в связи с известным журналистом Зондером, которого подозревают в измене Родине.

Вот те раз, подумал Николас. Для непосвящённого звучит и впрямь впечатляюще. Неудивительно, что Стерляди удаётся переманивать к себе моих агентов. «Связь с Зондером» — настоящее клеймо предателя… Утечка информации, подумал он, произошла утечка. Через кого? Самый простой ответ — через Каэлу. Идиотка! Если бы только можно было что-то с этим поделать теперь… виновная давно казнена, а что толку.

— Ясно, — коротко ответил он.

Фрайманн помолчал.

— Какие будут указания? — спросил он вполголоса.

Николас задумался.

За последние минуты он сумел всё-таки совладать с собой, но размышлять, сидя чуть ли не на коленях у Эрвина, было невозможно. Реннард поднялся, отошёл и прислонился спиной к противоположной стене. Крашеная штукатурка приятно охладила затылок. Нужно сосредоточиться, сказал он себе, нельзя ничего упустить.

— А чего Стерлядь хотел от вас? — спросил он, глядя в стену поверх головы Фрайманна.

— Хотел удостовериться в моей верности Народному правительству. Он предположил, что вас вскоре исключат из его состава. — Эрвин помедлил. — Физически.

— И сделают это бойцы Отдельного батальона, — медленно закончил Николас.

— Так точно.

Реннард опустил голову.

Фрайманн смотрел на него неотрывно. Взгляд обжигал. Душно здесь очень, подумал Николас, и как Эрвин тут спит? Кожей он чувствовал слабое движение воздуха, дыхание вентиляционной системы. Она работала отменно, в комнате было холодно и свежо, даже чересчур холодно. Не в вентиляции было дело, это самого Николаса бросало в жар. Впору расстегнуть верхнюю пуговицу… нет, нет, о Господи! Николас ощутил прикосновение паники. Это же смерти подобно. Расстегнуть пуговицу. Облизать губы, потому что во рту сухо как в красной пустыне… и ждать, когда Эрвин прижмёт тебя к этой стене. Опять же и койка рядом.

О чём я думаю, сказал он себе со злостью. Что это такое?! Я что, мало работаю? Школьнику, студенту, кадровому менеджеру можно млеть и таять от близости людей в форме. Мне нельзя. Я революционный начупр, член Народного правительства. Я этими людьми командую.

Я должен думать о деле.

Николас потёр лоб, закрыл лицо ладонью. Эрвин терпеливо ждал. Он-то чем виноват, подумал Николас устало, он здесь ни при чём. Честный вояка. Мои сексуальные проблемы и особенности моей ориентации его не касаются.

Я думаю о деле.

Стерлядь.

Я думаю о Стерляди.

Николас повторял это как мантру — и, наконец, улыбчивый Шукалевич, самодовольный и бородатый как индюк, предстал перед ним точно въяве. Смотреть на него было мерзко. Омерзение встряхивало, словно ледяной душ.

Николас прерывисто вздохнул.

— Я думаю…

Эрвин выпрямился, взгляд его стал ещё внимательнее.

— Я думаю, отрицать связь с Доктором невозможно, — сказал Николас. — Это просто глупо. У нас остаётся всё меньше запасных путей… Кажется, самое очевидное решение — физически исключить из состава Народного правительства Стерлядь.

Фрайманн одобрительно кивнул.

— Но мы должны тянуть время, — Николас покачал головой. — Столько, сколько возможно. Мы хотя бы знаем, как работать со Стерлядью. Настоящая мантийская инфильтрация будет намного хуже… Эрвин, я разрабатывал этот план для себя самого. Я рассчитывал, что Стерлядь станет меня вербовать. Но он взялся за вас. Оцените свои силы трезво, пожалуйста. Если вы сочтёте, что риск слишком велик, я буду искать другие решения.

Фрайманн озадаченно наклонил голову к плечу.

— Я рисковал и раньше, — сдержанно сказал он. — Я солдат.

— Это иной риск, — Николас впервые посмотрел ему в глаза.

Ему было тревожно. Эту задачу Реннард считал сложной даже для себя, а Чёрный Кулак всё-таки железяка — не интриган и не лицемер.

— Каков ваш план? — Фрайманн встал.

— Вы должны изъявить готовность сотрудничать со Стерлядью, — медленно, раздельно проговорил Николас. — Самым активным образом. Продемонстрировать полную лояльность. Но заявите, что вы не будете действовать вслепую. Я — начупр… у меня много людей. Если вы уничтожите меня… даже если уничтожите вместе со мной Зондера… у контрреволюционной гадины отрастут новые головы. Стерлядь скажет вам, чтобы вы всецело положились на агентуру его Управления. Не соглашайтесь. Сомневайтесь во всём. Требуйте доказательств, вникайте в происходящее. Можете даже сомневаться в правдивости слов Стерляди, только очень осторожно… И тяните время, Эрвин, это главная задача — тянуть время.

Фрайманн моргнул. Взгляд его точно обратился вовнутрь: комбат переваривал информацию. Потом он выпрямился и вытянул руки по швам.

— Задача ясна, товарищ начупр, — отрапортовал он. — Разрешите выполнять.

Николас закрыл глаза. Он чувствовал себя так, будто ещё немного — и сползёт по стенке. А ведь я уже падал при нём в обморок, вспомнил он, Эрвин меня тогда на диван уложил…

— Хорошо, — сказал он измученно. — Выполняйте. Но я вас очень прошу, будьте осторожны. Будьте очень осторожны, Эрвин.

— Я буду осторожен, — Фрайманн кивнул. — И ещё одно.

— Что?

— У вас усталый вид, Николас, — сказал Фрайманн. — Вы учились ки?

Николас недоумённо поднял на него взгляд.

— Нет.

— Если хотите, я вас научу. Основам. Будет легче. Система помогает держаться в условиях, приближенных к боевым.

Николас невольно улыбнулся. Железяка, подумал он с нежностью. Приближенных к боевым, надо же… Вид у Фрайманна сделался неуверенный, почти смущённый, и очень искренний. Он вправду хотел позаботиться и помочь.

— Спасибо, Эрвин, — сказал Николас. — Возможно.

В ту ночь я не стал работать. У меня не осталось дел, которыми можно было бы заняться, чтобы не заниматься расстрельными приговорами, и я решил поехать домой, отложить худшее на завтра. Мне удалось проспать семь часов, прежде чем Айгар меня разбудил звонком.