Александра Турлякова - Возвращение домой

А сионийцы — много-много, сразу и не сосчитаешь — топтались вокруг, перегова-ривались громко, а Джейк ничего этого не видел и не слышал. Хотелось плакать от отчаяния, от горечи, от невозможности хоть что-то изменить, аж горло перехватило в сухих беззвучных рыданиях.

Не было только страха. Совершенно!

Грубо заломили руки за спину, сковали наручниками, поставили на ноги. Кто-то держал за плечи, а кто-то выворачивал карманы, кто-то рядом крутил кинжал, ещё кто-то о чём-то спрашивал… Джейк всё это чувствовал и слышал, и видел себя словно со стороны: жалким, беспомощным и слабым. А от этого душу наполняло ощущение униженности, ничтожности в своих же глазах… Почему они не убили сразу? Зачем теперь жить? После всего этого…

И ведь не хозяин себе больше. Что захотят, то и сделают: насмехаться, пинать, бить, пристрелить, в конце концов — конец один! Но зачем столько унижений перед этим? Господи, зачем?!

… С Алмааром хлопот было побольше. Нет, он не кричал, не ругался, не пытался отбиваться, и это было странно. Он не мог идти сам, даже наступать не мог на больную ногу. Его волокли следом, Джейк не видел, слышал лишь ругань и смех солдат, тащивших Алмаара чуть ли не волоком. Никто и не подумал помочь ему, осмотреть место травмы. Нет!

Тем же путём их притащили в посёлок, заперли в каком-то сарае. И только тогда Джейк начал понимать что-то, приходить в себя, возвращаться в реальный мир.

Сначала через любопытство, через желание понять, где всё-таки находишься, в каком месте. Сарайчик, маленький, тёмный, но крыша целая, какие-то жерди попе-рёк, а на них для просушки то ли корни, то ли лианы развешаны. В углу уже сложе-но что-то аккуратно, большие, вялые листья, похожие на громадные птичьи перья. У другой стены — какие-то плоды в корзинах. Одним словом, чулан или чей-то склад, или кладовая.

Джейк крутил головой, медленно переводил взгляд по всей этой покачивающейся под потолком массе. Да, странное место… Посадили, значит. Часового, наверно, приставили… А сами докладывать начальству понеслись. Значит, скоро допраши-вать начнут, кто такие, что делаем здесь, и прочее…

Проклятье! Вот это уже по-настоящему влипли… Джейк дёрнул плечом — заныли руки и запястья.

— Ты какого чёрта здесь делаешь?! Зачем вернулся? — Янис смотрел в сторону Джейка, но лица его всё равно не мог разглядеть. — Ты — идиот! Понял, Тайлер?! Идиот тупоголовый! Выручать пошёл, да? Придурок!.. — Вот теперь в нём всплыли наружу все чувства, которые Алмаар скрыл при встрече: и удивление, и раздраже-ние, и злость, и ещё столько всего, чему и названия не дашь. Алмаар негодовал, злился, кричал, обзывался и чертыхался, сыпал угрозами и проклятиями. Всё это просто кипело в нём. — Дубина! У меня просто нет слов! Припёрся! Спасатель чёр-тов! Вернулся! Вернулся, да?! Идиот! Зачем?! — усмехнулся громко. — Компанию составить? Да? Д-дурак!!! Я сам в это влез — мне и расхлёбывать! Уходил, вот и надо было идти с остальными. Я не люблю, просто ненавижу, когда мне помогают! Не-на-ви-жу! Слышишь, ты, идиот?! И всех этих помощников тоже ненавижу!

Он ругался бы так ещё долго не потому, что был против помощи Джейка, против этой неудавшейся попытки выручить его, а просто это наконец-то заработали чув-ства, заговорили эмоции, пришла разрядка после пережитого. Да и повод подходя-щий нашёлся, возможность хоть на кого-то покричать, тем более, по мнению Ал-маара, и повод рядом. Вот он, этот повод для праведного гнева, — Тайлер. Этот пра-вильный мальчик, начитавшийся в своё время книжек о дружбе, товарищеской взаимовыручке, о смелых и отважных героях, выбирающихся из передряг похуже этой… Но в жизни-то всё не так! Какие, к чёрту, друзья-товарищи?! Всё это краси-во, ярко, впечатляюще, но в действительности такого не бывает. Когда разговор заходит о жизни, о спасении, о свободе, друзей быть не может.

— Слушай, Янис, заткнулся бы ты, а? — отозвался вдруг Джейк устало, и Алмаар замолчал, сразу понял: у них, у двоих свои и очень разные понятия, разные пред-ставления о товариществе, разный взгляд на жизнь. И им друг друга не переубе-дить, как ни старайся.

— Всё равно ты дурак, хоть и гвардеец, — добавил Янис, немного помолчав. Это было, как вывод, подведённый итог всем его словам. — Тоже мне — герой! — и презри-тельно ухмыльнулся.

— Это не геройство, — возразил Джейк спокойно, — это нормальные человеческие отношения. И если тебя это так удивляет, то, значит, не повезло тебе с друзьями в этой жизни.

— Вот только без нравоучений, пожалуйста! — Алмаар резко вскинул голову, вы-крикнул с раздражением, со злостью.

— Выходит, я прав! — Джейк рассмеялся, а, замолчав, сказал вдруг:- Хотя какие мы с тобой, к чёрту, друзья? Не поэтому я сюда шёл… Капитан оставил меня за старше-го, и я должен был вывести вас всех живыми и здоровыми. А ты остался здесь, и даже без оружия своего… Ты — олух, Янис! И поэтому нечего теперь на меня орать. Делать что-то нужно. Мозгами работать, а не глоткой…

— А толку? — К предыдущей теме Янис больше не возвращался, но и выхода тоже не видел. Что толку думать? Да хоть свихнись!

Повезло, одним словом, вляпаться по самые уши! И ещё гвардейца этого утянул за собой. Хотя, теперь это уже его проблемы. Сам выручать пошёл, никто его не заставлял.

Глупо только как-то получилось всё. Ведь уже почти ушли… И ушли без про-блем! А нарвались!

И яма эта проклятая!.. Гриффиты чёртовы…

Знал же про канаву, знал, и не заметил! Пока не грохнулся!.. Чёрт возьми!

Попытался двинуть больной ногой, хоть пальцами шевельнуть для проверки. Хо-рошо, если всего лишь вывих… В глазах от боли потемнело!

Янис зажмурился, губу чуть до крови не прокусил. "Не кричать! Не смей! Ни звука! — орал сам на себя мысленно. — Он не должен слышать… Ни слова!"

Перелом! Неужели — перелом?!

О Боже! Только не это! Только не сейчас! Перед допросом, и без надежды на по-бег. Без слабенькой, крошечной надежды на побег!.. Нет! К чёрту! К чёрту эту сла-бость! Глупо думать о побеге, когда вокруг столько сионийцев. Зачем зря себя му-чить, тешить надеждами?

Боль стихала понемногу, но совсем не проходила. Кости ныли, жаловались, про-сили покоя… Да, это перелом. В лодыжке…

Уж лучше б руку! Правую! Она и так простреленная!.. А теперь и шага не сделать, хоть плачь…

Хотя, ломал ты себе уже руку, правую как раз. Хватит с неё.

…Упал тогда с чердака, на заброшенном складе лесопилки. Когда от наряда сма-тывались… Как потом в подвале ребята кости вправляли, а в трёх метрах "коп" топтался…

Мышцы живота свело при воспоминании о той давнишней боли. При одном толь-ко воспоминании! И в то же время какая-то гордость за себя. Ведь ни звука тогда, знал: если засекут, всем достанется…

Вот только так и не вспомнил, даже со временем, что потом было, как выбира-лись, где прятались в ту ночь. Одна память о боли осталась, всё собой вытеснила.