Борис Иванов - Диаспора

Кай не перебивал собеседника, которого явно понесло. Он уже составил довольно ясное представление о характере Кима и понимал, что тому надо дать возможность выговориться, уйти от чего-то неприятного, что посетило его сознание на грани сна и яви, — может быть, слишком яркого воспоминания о какой-то своей ошибке, неудаче. Яснов был явно не из тех, кто своими речами заводит себя, все больше и больше убеждаясь в своей правоте. Наоборот — вычитывая собеседнику урок по истории чужого Мира, он все больше удалялся от той напомнившей вдруг о себе и пробудившей его боли, которая когда-то настигла его в другом, далеком от этого Мира месте...

— А может, — прикинул Ким, — они искали в небесах свою покинутую родину... И тут вдруг наткнулись на землян — расу с совершенно иным темпом истории, с огромным потенциалом экспансии, с кучей внутренних противоречий. Попытались решить вопрос своими методами. В результате — эксперимент с отторжением Фронды кончается катастрофой. И там и здесь... Сейчас перед ранарари в буквальном смысле слова стоит вопрос — быть или не быть. И Диаспора решает этот вопрос. Потому что никто не знает, что с нею — с Диаспорой — будет, если здешняя цивилизация покатится по наклонной... Как всегда, одни играют на повышение, другие — на понижение... И те и другие готовы рвать друг другу глотку за деньги, что вертятся вокруг «пепла» и Камней... И вы, следователь, торопитесь сунуть голову в эту петлю?

Ким поморщился, отгоняя душевный морок:

— Ладно, простите меня. Я, кажется, просто испугался ответственности... Из игры мы уже не можем выйти. Как говорят французы: «Вино налито. Остается только его выпить».

Кай согласно кивнул. Прием удался. Выговорившись, Ким немного остыл, вернул себе рабочее состояние.

— Сами говорите, — примирительно сказал федеральный следователь, — ситуация близка к критической. Давайте прокрутим конкретные варианты наших действий при встрече с Раковски...

Он посмотрел на часы:

— У вас с ним разговор через сорок минут...

Его разбудил свист — еле слышный и явно условный, для кого-то одного предназначенный. Впрочем, ясно для кого: Рога сделал встрепенувшемуся Микису успокаивающий знак рукой и, перейдя из скрюченной позы, в которой он кемарил у еле заметного, тлеющего костерка, в положение «сидя», ответил на пришедший откуда-то поблизости сигнал своим — тоже тихим и условным свистом.

Укрытие, которое Рога выбрал для привала, было местом явно не случайным. Микис осторожно выбрался из-под пласта терпко пахнущей, непривычно плотной листвы и принялся крутить головой, силясь высмотреть партнеров своего спутника, подающих ему сигналы. И вскоре увидел. Их было двое.

Первый, кого он заметил, был среднего роста, худ, темен лицом и облачен в вывернутый мехом наружу тулуп. Голову его украшала потертая кожаная косынка. Он ловкими, обезьяньими движениями спускался с ближайшего склона. Глаза его — быстрые, черные и пронзительные — сразу засекли Палладини, притулившегося у еле теплящегося костерка, и он снова тихо свистнул — но на этот раз просто в знак удивления.

Микис тоже чуть было не присвистнул — вторым гостем была девчушка лет семнадцати, не больше — чумазая и угловатая.

— У нас, на Ларданаре, просто какое-то нашествие гостей, — повернулась она к своему рыжему приятелю. — Где ты выловил этого чудака, Рога? На меня прошлой ночью еще один такой наперся...

— У «стервятников» в гостях встретились, — мрачновато пояснил тот. — Кликуха — Бобер. Кстати — Камни сечет.

Девица в тулупе оценивающе приподняла бровь и представилась:

— Дурная Трава. Это здесь мое имя — Дурная Трава.

— А ты своего чудика где видела? — живо поинтересовался у нее Рога. — В каком месте?

— В плохом, — поморщилась Дурная Трава. — Прямо на границе Путаной земли он на меня из тумана и выпер... Отослала его в лес — там, ниже, у речки, но он, видно, не послушался. Сгинул. Сдается мне, что его прямиком туда и понесло... На самую Ловушку.

— Похоже, у них тут слет какой-то, — хрипловатым голосом сказал тип, подошедший первым.

— И ранарари с катушек слетели — каждую ночь плато авиацией утюжат, — продолжил он. — Что, впрочем, неудивительно, если принять во внимание эту историю со сбесившимся корабликом...

— Это какую такую историю? — насторожился Рога. — Да вы знакомьтесь. Это — Картежник. А это Бобер. Считайте — наш новый наводчик. В ранге ученика пока что. Проверку прошел, считай, у меня на глазах. Прошу любить и жаловать.

— В миру я — Штучка, — мрачно отрекомендовался Картежник. — Йозеф Штучка. Здесь вовсе не обязательно называть друг друга по кличкам... Так что, если у вас нет на то особых причин, мистер...

— Алоиз Бибер к вашим услугам, — отрекомендовался Микис. — И у меня нет оснований скрывать свое имя... И я еще не давал своего согласия на участие в вашем бизнесе, господа...

Слова его, впрочем, не возымели особого действия. Похоже, что на них никто просто не обратил ни малейшего внимания.

— Последнее, что я о тебе слышал, — повернулся Штучка к Роге, — так это то, что тебя позапрошлой ночью сцапали «стервятники»... Получается, что мои сведения устарели?

— Получается, — с ухмылкой подтвердил Рога. — Позапрошлой ночью господа «стервятники» и вправду меня сцапали, а прошлой — сами попались. Под воздушный патруль. Как раз на переходе — от Заброшенных карьеров к нижним речкам. Ну и патруль, как водится, сразу жахнул по нам «голубой дурью»... Но, как ты знаешь, Рога Петрович никогда не расстается с «желтым порохом»...

— Так вы оба наглотались этой дряни? — с пониманием покачал головой Штучка. — То-то вид у вас — краше в гроб кладут...

— Я думаю, что у господ «стервятников» сейчас вид еще хуже, — мрачно заметил Рога. — Кстати, там были еще четверо наших — Желтый Чан и двое каких-то... Не знаю я их. Но, — тут Рога с преувеличенным разочарованием развел руками, на которых все еще болтались браслеты наручников, — «пороху» им не досталось. Четвертым был Доминго — тот, что работал с Греком... Ему перепало немного, но в дороге — отстал. Сейчас где-нибудь бродит дурной... Если его снова не сцапали.

— Или если не загнулся... — вставила Дурная Трава. — Ладно, здесь всяк сам за себя...

— Вот что, — Рога отмахнулся от малоприятного разговора. — Инструмент у вас, ребята, с собой? Помогите-ка от этих украшений избавиться, — он тряхнул обрывками цепей. — А потом отступим к лесу и перекемарим до ночи. Сдается мне, что если не в эту ночь, так в следующую урожай будет неплохой...

И тут — именно после этих слов Роги — странное чувство охватило Микиса, чувство, пришедшее из того, так им и не понятого сна, который все еще владел им и вел его какими-то своими зыбкими тропами.