Александр Зорич - На корабле утро

Линкор – это страшная боевая сила. Но он создан для уничтожения себе подобных, для сокрушения орбитальных крепостей, для того, чтобы перепахивать снарядами вражеские столицы вместе со всеми пригородами. Однако сам-один, без свиты, линкор подобен королю, путешествующему инкогнито. Всякий обидеть норовит и никакого почтения…

Так что сейчас вся надежда была на дальнобойные зенитные ракеты фрегатов и на хищные скорострелки истребителей.

Впрочем, на скорострелки надейся, а сам не плошай.

Раздав приказания по эскадре, Маджид занялся родным «Кавадом».

По всему ГКП репетовались команды.

– Высокое на эмулятор!

– Есть высокое!

– Продуть топливную!

– Есть топливная!

– Доложить реактор!

– Реактор восемнадцать процентов!

– Двенадцать стаканов чая на ГКП!

– Уже принесли.

– Носовой обзорный, доклад!

– Фермы отошли!

– К дэвам фермы! Доложите об ангарных воротах!

– Ворота пошли! О полном раскрытии доложу незамедлительно!

– Кормовой обзорный, доклад!

– Фермы отошли, наблюдаю пожар в девятнадцатом боксе!

– Дайте камеры внешнего контроля!

Стена экранов разом вспыхнула – пошла трансляция с камер, установленных внутри дока.

Мы увидели бронированную тушу линкора со стороны.

Вот они – медленно отъезжающие фермы.

А вот арочные конструкции крыши. Аккуратненько так складываются, телескопически… Крыши у нас больше нет.

Под днищем линкора дружно разгорелись два десятка маневровых дюз. Их тяги самой по себе было бы недостаточно, чтобы оторвать полмиллиона тонн железа от массивных бетонных пилонов, на которых они покоились все это время. Но сейчас, и мы сразу почувствовали это, работал гравитационный эмулятор, «вычитающий» девять десятых веса корабля.

Линкор приподнялся на пару метров над пилонами и замер, едва заметно покачиваясь.

– Самый малый вперед на два деления! – скомандовал Маджид. – Пять градусов вверх!

– Поехали! – завороженно пробормотал Черныш.

И действительно – поехали.

Слегка задрав нос, линкор величественно выполз из своей берлоги, выровнялся, ощетинился сотней стволов зенитных пушек и… едва не получил прямое попадание снаряда чоругской стратегической мортиры!

О том, что это именно мортиры, мы узнали совсем скоро. На связь с нами вышел сам Алексей Романович Бык – командир линкора-авианосца «Суворов». На терминале связи возникло его большое румяное лицо под сенью козырька монументальной капитанской фуражки.

– Товарищ Маджид, приветствую вас. Разгадали мы ваш ребус… Верфи находятся под обстрелом чоругских стратегических мортир. Насколько я помню, в ваших документах их величали «интерпланетарными метательными установками»… Эти самые установки окопались на поверхности спутника Кушер. Оттуда, значит, и стреляют… Мы сейчас ими займемся. А вам рекомендую поменьше подставляться. Как выйдете на орбиту, докладывайте.

– Вас понял, ашвант Алексей! – ответил Маджид.

В эту секунду земли достигла первая крупная порция чоругских снарядов. Так что всем сразу стало не до разговорчиков.

От близкого разрыва линкор основательно тряхнуло.

Циклопы кубарем полетели со своего плотика.

Вестовой с подносом, на котором позвякивали пустые мензурки из-под чая, растянулся на полу, но поднос не уронил, удержал на вытянутых руках – готовый кадр для дурацкой комедии.

– Полная тяга на днищевую группу! – скомандовал Маджид по-мальчишески звонким голосом.

Основную нашу проблему я понимал, хоть и не был офицером-звездолетчиком.

Линкору сейчас нужно уходить на максимальной скорости от верфей, однако для этого требуется набрать минимально безопасную высоту. Иначе мы рискуем перепахать брюхом неказистые окрестные холмы.

По броне линкора забарабанил частый град осколков от разрыва очередного снаряда. Посыпались доклады с других постов. Пока все было более или менее цело, только срезало пару пусковых установок ложных целей по правому борту.

А вот с фрегата «Вира» известия пришли самые неутешительные: прямым попаданием оторвана корма, корабль теряет стабилизацию, переходит в обвальное падение.

В моем мозгу вспыхнула череда невеселых картинок.

О да, я мог себе представить, что творится на гибнущем фрегате «Вира»!

Из разорванных труб хлещет люксоген вперемешку с жидким гелием…

Нервно перемигиваются и гаснут дюзы…

Трехсотметровый тесак корабельного корпуса валится на бок, с растущим дифферентом на нос несется к земле…

Самые любимые любимчики Ахура-Мазды, возможно, успели добежать до спасательных капсул… Не думаю, что таких много… Но все может быть… Командир корабля и старшие офицеры – белые как мел, – из последних сил сохраняя достоинство, задраивают бронедвери боевой рубки, прощаются друг с другом, втайне надеясь, что цитадель ГКП выдержит и удар о бетонку, и плавильную печь взорвавшегося реактора.

Скорее всего цитадель не выдержит. Но надеяться ведь не вредно…

Чтобы не разделить судьбу «Виры», Маджид был вынужден отдать приказ.

– Средний вперед на двадцать делений!

Когда я услышал это, моя смелая осназовская душа ушла в пятки. Это значило, что маршевые двигатели сейчас выдадут тягу, равную одной пятой максимальной. Это значило, что миллионы, десятки миллионов виртуальных лошадок впрягаются в наш линкор и рвут с места в карьер. Наконец, это значило, что мы трогаемся со скоростью, которой позавидует любой истребитель.

– Эх, залетные! – закричал Черныш, которого припечатало к переборке четырехкратной перегрузкой.

Если до сего момента наш линкор казался ленивым волжским сомом, этаким сомярой, трехсот лет от роду и ста пудов весом, вальяжно выползающим из-под коряги, то отныне мы претендовали на то, чтобы стать поджарой, хищной акулой в броске. И даром что бросались мы в никуда. Главное – скорость, напор!

– Тангаж – десять. Доклад по высотометру каждые две секунды! – скомандовал Маджид.

Линкор несся вперед, выкарабкиваясь из гигантской природной чаши, на дне которой разлеглись верфи.

Навстречу нам бежали террасированные склоны холмов, клонские домишки с плоскими крышами, змеистый серпантин велотрассы, кабинки лыжного подъемника.

Динамика докладов по высотометру ужасала: «пятьдесят восемь…», «шестьдесят четыре…», «семьдесят семь…», «семьдесят…», «шестьдесят два…», «пятьдесят…», «тридцать два…», «двадцать три…», «одиннадцать…»

– Мы падаем! – заорал трусоватый Земский.

Хладнокровные пехлеваны окатили его волной снисходительного презрения.

– Не падаем, балда, а взлетаем, – разъяснил Черныш. – Просто взлетаем мы медленно. А стены этой гребаной котловины растут быстрее, чем мы взлетаем!