Федор Березин - Лунный вариант

В принципе, галлюцинация была не сложной. Подумаешь, загораживающий небо «Луноход-2» мигнул фарами. Вот если бы он поехал…

Гагарин шевельнул рукой – зажег фонарь. Вот теперь он четко увидел, что «кастрюля» лунохода не только мигает фарами, но и отодвигается прочь.

– Здравствуйте, Зеленые Человечки! – сказал Юрий Алексеевич, окончательно просыпаясь.

Его спасла убивающая его напарника Луна.

В своих судорожных метаниях, в борьбе с темным кошмаром, перехватившим горло и выдавившим глаза, он внезапно оказался к ней лицом. Она была почти идеально круглая и достаточно ярка в этом мире полной темени. То, что она не походила на себя – какое-то обстоятельство смыло прочь все моря вместе с Океаном Бурь, – не имело сейчас значения. И то, что форму круга она приобрела не за счет собственной планетарной формы, а за счет отлитой полости люка, в этом мире задушенной логики тоже не имело значения. Главное, привычная световая картинка – не галлюцинация – перехватила его в последнее мгновение выпархивающей в темноту жизни, смяла, отбросила вон из замкнутого мира капсулы, даже из вакуумной пустоты вокруг, черного призрака, хапающего за плечи. А когда освободившаяся рука автоматически, по собственной воле, а вовсе не по сознательному приказу, крутанула наконец живительный вентиль, туда же, во внешнее пространство, прочь за световые годы, втянулись костлявые невидимые пальцы, сжимающие горло. И Волков уже дышал. Дышал, дышал и дышал! Дышал и смотрел на Луну. Как сладостно это было.

Теперь он с размеренным спокойствием понимал, что медленно меняющий рисунок кругляк перед глазами – это именно люковая полость, а вовсе не естественный спутник целиком. Понимал он и то, что никакой ночной призрак в капсуле не водится. И что даже если Юра Гагарин уже обратился стеклянной, хрупкой куклой, облаченной в бессмысленную одежду скафандра, то и тогда он никак не может переместиться сюда и взведенной миной когтей караулить покуда живых собратьев-космонавтов. Однако мысли мыслями, но он сидел не у голубого экрана: время его собственной жизни утекало песочком, а может, и последними каплями водопада. В этот момент он снова увидел черного призрака.

Круглый обрезок Луны резко сменил очертания. Это было не медленное изменение ландшафта в ста километрах внизу, это было что-то новое. Черная угловатая тень перекрыла весь проем выхода. Его едва не захлестнула новая волна паники, ударившая молнией, ибо на одно короткое мгновение он решил, что в люковую полость действительно что-то лезет. Затем, за неимоверно малую долю секунды, мозг нарисовал картину запираемого кем-то люка. Кем? Сейчас это не имело значения, но ясно было, что это злобное, коварное нечто, стремящееся уничтожить всех людей в окрестностях Луны. Однако хлебнувшая кислорода, пробудившаяся инженерная жилка Владислава Николаевича с брезгливостью и с некоторым удивлением, пройдясь бульдозером по извилинам, сдвинула всю эту надуманную шваль прочь. Внутренне холодея, Волков догадался, что это за штучка, закрывающая ромбовидным телом лунные кратеры. Это был вожделенный, просвинцованный ящик с Аномалией!

Его черное тело перестраивало конфигурацию и, кажется, меняло размеры. В сторону уменьшения! О чем это говорило закаленному в математике уму? Ящик покинул капсулу и двигался назад, к Луне! Он даже размахивал притороченными ремнями, словно руками, приветствуя одурачившую космонавтов Селену.

Инстинкты пилота едва не дернули Владислава Волкова вперед, но жесткий инженерный разум остановил. Он бы неминуемо застрял в преодоленном ящиком люке, и, значит, требовалось снова произвести сдувание скафандра. А время уходило безвозвратно: ничто в лишенной сопротивления среде не мешало Аномалии двигаться абсолютно прямолинейно. Однако Волков заставил себя действовать правильно и четко. Сейчас, подобно саперу, он не имел права на ошибку: у него было всего пятнадцать метров троса – своеобразный боевой радиус. Конечно, интересно бы узнать, какая толика кислорода оставалась в баллоне, но на это не хватало времени. Да и вообще, в данной ситуации такая суматоха являлась совершенно излишним любопытством.

Он сдул скафандр, наполнил легкие и изо всех сил оттолкнулся ногами. Ему требовалось вписаться в люк идеально, как при нырянии с вышки, только ставки здесь были гораздо выше.

Сообщение было простым: «Юрий Алексеевич! Говорит ЦУП! Это не галлюцинация! К вам направлена помощь! Связь с вами односторонняя! Мы надеемся, что вы читаете текст!» Поскольку сообщение повторялось многократно, Гагарин мог прочесть его несколько раз кряду. Причем с любого места. Например, в первый раз он прочел его с середины.

Разумеется, текст передавался посредством азбуки Морзе.

Далее следовала инструкция «что делать». Ему рекомендовалось влезть на переднюю подножку «Лунохода-2» (кстати, когда-то этот узел и изобретался для использования луноходов в качестве передвижных тележек для покорителей Селены) и ждать, когда машина повезет его «куда следует».

«Интересно все-таки куда?» – подумалось Гагарину. Может, стоило действительно выполнить новое задание. Сущий идиотизм! Мало того что он был приговорен умирать на Луне, так еще должен умереть круглым дураком. Чудное зрелище предстанет перед будущими исследователями через десять, а может, через тысячу лет. Первый гражданин Вселенной, сошедший с ума и пытающийся использовать испорченный луноход в качестве такси.

Но уж если это была галлюцинация, то уж чрезвычайно сложная. Ею бы сильно заинтересовались космодромные медики.

Может, стоило попытаться выполнить распоряжение?

Им некогда было не то что любоваться окрестностями, а даже учиться ходить, привыкая к урезанному тяготению. И осматривать эти – с объективной точки зрения столь скучные, интересные только благодаря местонахождению – окрестности им также было абсолютно некогда. Но они все же делали это. Вынуждены были делать. По крайней мере те, что находились от них в заданном азимуте, в направлении незнакомого русскому глазу созвездия Циркуля. Так себе, кстати, созвездие, без особых визуальных и даже космографических изысков.

Зрительные перспективы на Луне смазаны, хотя, по идее, из-за высосанного эонами воздуха должны иметь фотографическую четкость. Однако именно эта четкость сбивает с толку привыкшее к атмосфере зрение. А еще контрастная обрезка света и тени, без всяких полутонов и плавности переходов. И не забудем многослойный, пусть и из хорошего пластика, шлем, светофильтры, дырчатую противосолнечную пластину, зеркальное забрало, скованную подвижность головы, микрофоны, шланги и прочее торчащее внутри оборудование. Ну и, конечно, сам срезанный малостью планеты горизонт. В общем, есть некоторые сложности в осмотре расстеленной впереди и не тронутой хозяйственной деятельностью человека равнины.