Генри Олди - Изгнанница Ойкумены

Все ахнули, как в дешевой мелодраме.

Забыв, что удар не в силах причинить ему вред, Штольц отшатнулся. Голова маркиза дернулась, как воздушный шар на ниточке, и исчезла из сферы. А когда вернулась обратно, лицо Штольца выражало обиду ребенка, наказанного без вины.

– Вот и славно, – сказал маркиз. – Вот и ладушки. Давайте бить по морде, когда не хватает аргументов. Вы лучше скажите мне, коллеги, и вы, кулачный боец… Если шадруванский цирк – микс из Ойкумены и галлюцинаций, то почему эти драные энергеты здесь дохнут?!

И он победно оглядел собравшихся.

Слово было сказано.

«Они все в курсе. И уверены, что я – тоже. Никто не одернул маркиза, напомнив о секретности. Они – ученые, а не „спецовка“; секретность – не их конек. Радуйся, Ник: я узнала случайно, без твоего участия…»

– У вас есть ответ, доктор?

«Не торопись. Ты изумлена. Гибель энергетов – новость для тебя…»

– Энергеты? Они что, гибнут здесь?

Головы заворочались в сферах. Маркизы и герцоги переглядывались, меняясь в лице. Квартет анти-гусей: тело свободно, зато голова в кувшине. Кажется, до мужей науки дошло, что натворил болтун Штольц.

– Гибнут, да? Как на Мондонге?!

Тишина.

– Ты знал! Знал!!! И позволил вызвать меня сюда?!

Это была лучшая пощечина Ларгитаса. Хоть выставляй в Национальном Музее Оплеух. Звук хлесткий, как выстрел. Контакт плотный, с душой. Господин посол чуть не упал во второй раз. Чтобы удержать равновесие, ему пришлось сделать два шага назад. Щека багровела отпечатком женской ладони. Все линии жизни – налицо. Глаза Николаса Зоммерфельда сияли восторгом. Не будь он дипломатом – разразился бы аплодисментами.

Режиссер Монтелье – гений-мизантроп – оценил бы сцену по достоинству.

– Я могла погибнуть! Ты чуть не убил меня, мерзавец!

– Успокойтесь, доктор! Вы же не энергет!

– Вам ничего не угрожало…

– Ах, не угрожало?!

Руки затряслись – очень, очень натурально.

– А «срыв шелухи»?! Эффект Вейса?! Об этом кто-нибудь подумал?! Энергеты у них умирают? А я?! Сволочи, сукины дети, твари безмозглые…

– Великий Космос! Она права…

Регина перевела дух. Подсказка сработала.

– Все обошлось, верно? Вы живы-здоровы; деретесь, как грузчик…

– Сядьте, доктор. Дышите глубже…

– Дайте ей воды!

Она позволила усадить себя в кресло. Вцепилась в предложенный стакан. Зубы стучали о стекло, вода текла мимо рта. Блузка промокла насквозь. Ник, скотина, пялился на ее грудь. И Груша пялился. Тоже скотина. Нет чтоб спасать…

– Доктор провела интересную параллель.

Герцог Ван Дер Гаальс клюнул первым. Уступать герцогу лавры первооткрывателя было жалко до слез. Но лучше так, чем объясняться с Тираном по поводу информации, украденной у Рауля.

– Телепатов и энергетов роднит эффект «вторичной реальности». Доктор, вы говорили о двух способах менталоскопии. Правда ли, что и вы, и энергеты не так уж часто «уходите под шелуху»?

Вместо нее кивнул Штольц, специалист по биоэнергетике.

– Ментальная деятельность, – герцог рассуждал вслух, – не так жестко связана с физиологией, как расовые свойства энергетов. Доктор ван Фрассен на Шадруване, образно говоря, всего лишь оглохла.

– Всего лишь?!

– Не сердитесь, доктор! Для вас это было крайне неприятно. Но, к счастью, не смертельно. От глухоты не умирают. Но для брамайна или гематра подобная «глухота» – считай, отказала печень. Почки, легкие… В итоге – летальный исход. Верно, маркиз?

– Да.

Мрачный, как туча, Штольц словно присутствовал на чьих-то похоронах.

– Энергеты накапливают энергию, как дышат. Безусловный рефлекс, не контролируемый сознанием. Вы же, доктор, контролируете свою ментальную активность. Там, где брамайн гибнет, вы «глохнете». Но, уйдя «под шелуху», переключаете внутренние настройки, и опять «слышите». По идее, сумей энергет на Шадруване справиться с паникой и уйти…

Лицо герцога взорвалось. Звук пропал. Сфера мигнула – и схлопнулась, исчезнув в повторной вспышке белого света.

– Что за…

Задавшись целью оправдать сравнение с грозовой тучей, голова маркиза Штольца извергла слепящую молнию. Вторая голосфера унеслась в небытие.

– Что со связью?

Посольский техник уже возился с панелью коммутатора. Вызвал «контрольку», нырнул в нее едва ли не по пояс. Головы Рильке и Соренсена переглянулись и, будто сговорившись, исчезли. На сей раз – без спецэффектов.

– Жаль, Паука нет… – посетовал Груша, сочувствуя мучениям техника.

– Какого еще паука? Откуда в столовой пауки?!

Нервничая, второй секретарь нарывался на скандал. Ему не хватало виноватого. Он готов был назначить виноватым кого угодно, и осудить, и сорвать злость. Будем надеяться, подумала Регина, ему хватит ума вовремя притормозить. Или у него латентная арахнофобия?

– Нет, вы мне объясните про пауков…

Груша показал секретарю кукиш, и секретарь увял.

– Ну, что там?

– Спутниковые каналы накрылись, – ответ техника прозвучал глухо, как из бочки.

– Все?!

– Ага…

– Может, поломка у нас? В посольстве?

– Тестирую. Пока – норма.

– Норма? – секретарь переназначил жертву. – Это, по-твоему, норма?! Идиот!

– Сейчас переключусь на корабельный ретранслятор…

Под потолком качнулся пузырь вирт-дисплея. Изображение дергалось, агонизируя. Оно то становилось плоским, то вновь возвращало себе объем. Темнота аритмично сменялась вспышками. Сумасшедшая дискотека качала взгляды на мертвой зыби – нутро рубки, искореженное до неузнаваемости, слепые бельма экранов, обрывки кабелей и волноводов, похожие на свежую требуху; в пульт уткнулось кресло, вырванное «с мясом», в кресле – тело, мягкое до тошноты…

Лицо.

Черные потеки превращали его в маску карнавального урода.

– …жаль. Не могу. Не могу, вашу мать…

Хрип умирающего наполнил столовую.

– Сделали, как щенков… Флот! вызывайте флот…

Голос утонул в скрежете сминаемой обшивки. Стены рубки ожили, надвигаясь со всех сторон. Лицо запрокинулось; мелькнула рука, отчаянно упирающаяся в пульт. «Давилка», вспомнила Регина. Упражнение на соревнованиях по троеборью ВКС. Сержант-канонир с «Бесстрашного» продержался до прихода спасателей. Но сержанту было, на кого надеяться…

Пузырь дисплея погас.

Белый как мел, как снег Кутхи, Ник отступил к стене.

– Ничего, – губы посла тряслись. – Ничего, все нормально. Все под контролем.

Он говорил, как заведенный, боясь замолчать.

– Не надо бояться. Не надо. В конце концов, никто не знает, когда ему суждено…

– Умереть? – подсказал деликатный Груша, выбираясь из угла, где сиднем просидел весь ученый диспут. Телохранитель закурил, хотя в столовой это было строго запрещено, и продолжил, окутан дымом: – Отчего же? Лично я, например, знаю. Вплоть до минут.