Генри Олди - Изгнанница Ойкумены

Ник уставился на рамку гиперсвязи, словно Тиран еще был там.

– Бреслау может промолчать. Дать гематрам отбомбиться. И молчать дальше. Это лучше, чем предстать перед Советом Лиги, отвечая на серьезные обвинения. Думаю, он так и поступит. Я так думаю, а гематры наверняка это уже вычислили. Сутки, дамы и господа. Все, что у нас есть.

– Все, что есть, – шепотом повторил Рауль.

Секретарь и техник молчали.

– Я чуть не ударил тебя ночью, – Ник обращался к Регине так, будто кроме них в столовой никого не было. – Помнишь? Ты рассказывала мне, что твой галлюцинаторный комплекс и реальность Шадрувана – одно, ты захлебывалась открытием, счастливая, а я слушал, и готов был поднять на тебя руку. Меня пишут , Ри. Меня пишут все время, пока я здесь, и пакеты уходят по гиперу на Ларгитас. Все, что услышал я, вскоре услышал Бреслау. Пока мы совещались, дома шло параллельное совещание. Если твоя гипотеза верна… Родина мудра и беспощадна. Она без колебаний похоронит надежду на скорое лидерство в Ойкумене, похоронит вместе с нами, лишь бы никто не узнал, что реальность энергетов, скрытая «под шелухой», реальна по-настоящему. Иначе мир перевернется. Путь энергетов получит физическое обоснование; техноложцев же сочтут ущербными…

Пауза.

В нее уместились бы все последние сутки, без остатка.

– Нами пожертвуют, Ри. Адмирал Шармаль бомбит идею оружия против энергетов. Генерал Бреслау руками гематров бомбит правду об изнаночной реальности. Он не скажет ни слова против. Гематры тоже будут хранить молчание. Ойкумена ничего не узнает. Статус-кво, будь он проклят…

Мы – мертвецы, вновь прозвучало в тишине. Нас уже нет. Великое ограничение вступило в свои права, и это было близко если не к великому счастью, то к великой свободе. Космос сжался в точку: здесь, сейчас, а скоро – нигде и никогда. Регина не знала, что делать, и поэтому сделала единственное, что умела – вернула Николасу Зоммерфельду энграмму, украденную у него двадцать минут назад.

Изменив ее по собственному желанию.

…вой пурги.

Ник стоит на перекрестке дорог. Разбитый съезд с шоссе, рядом догорают обломки вездехода. Косматый хвост копоти ползет в небо. До горизонта – грязный, ноздреватый снег. Ветер швыряет в лицо ледяную крупу. Над шоссе завершают боевой разворот два самолета. Холод пробирает до костей. Или это не холод? Страх? Ведь Ника здесь нет. Здесь никого нет. А значит, стрелки в своем праве.

Никого нет? – никого и не будет.

В руках у Ника – букет люминолусов. Он сжимает цветы, как оружие. Самолеты заходят на цель. Визг нарастает, валится с небес зубьями огромной пилы…

Смолкает.

Висят недвижные самолеты. Копоть – камень. Стих ветер. От вездехода к Нику иду я. Никого нет? – неправда. Вот ты. Вот я. Мы – есть.

Она перестаралась.

Сказалось нервное напряжение. Энграмма пошла бесконтрольно, с такой силой, что накрыло всех – как в детстве, на «космической свадьбе». Честное слово, она не хотела.

…от леса шел Рауль, по колено проваливаясь в снег. На колесе вездехода сидел второй секретарь. Техник исподлобья глядел на самолеты, будто прикидывая, достанет ли камнем. Лепила снежок Матильда. А по шоссе к ним бежал Артур, босой на одну ногу. Сандалией он размахивал, как саблей…

– Оставайтесь в посольстве, – сказал Николас Зоммерфельд, и шоссе сгинуло. – Я еду во дворец, к шаху. Надо организовать эвакуацию людей за Скорлупу.

Он так и сказал: людей.

– Если не вернусь через два часа – поступайте на свое усмотрение.

Через два часа он не вернулся.

У Вселенной – множество центров. Вселенная вертится вокруг них, сводя с ума астрономов. Вокруг каждого в отдельности; вокруг всех в целом. Это движение не опишет ни одна наука. От него кружится голова. Вы только представьте! – вот-вот, уже закружилась.

Грузчик на Хиззаце. Танцовщица на Тилоне. Банкир с Элула. Фермер с Борго. Школьница с Карттики. Полковник на Квинтилисе. Генерал с Тира. Дезертир на Принципе. Баронесса терпногнозии на Ларгитасе. Проститутка с Оуанги. Гитарист с Китты. Старик, умирающий на Магхе. Его жена, год назад эмигрировавшая на Шууду. Их дети – бригада толкачей звездолета «Солнце Тарпея».

Он. Ты.

Ее сын. Твоя мать.

Оборванец, роющийся в мусорном баке.

Впрочем, мы-то знаем, что все это ложь. Нам доподлинно известно, вокруг какого единственного центра вращается Вселенная. И это тоже правда. Которую не объяснить никакой наукой. Не опровергнуть самыми убийственными аргументами. В ответ мы просто улыбнемся, закроем глаза и представим…

Вот-вот.

Уже закружилась.

Шум за окном отвлек ее от очередной – увы, безуспешной – попытки связаться с Ником. Орали так, будто срок, отпущенный адмиралом Шармалем, истек, и светопреставление уже началось. Болезненно поморщившись, Регина вышла на балкон. Следом скользнула бесшумная тень – Фрида. Тихая, как если бы онемела в одночасье, химера не ластилась, не заигрывала – просто не отходила от хозяйки ни на шаг. Казалось, «поводок», связывавший человека и зверя, вдруг натянулся и сделался материальным.

– Гух би гисит!

– Так, закрыли рты и уехали…

– Гух лулих!

Внизу, у ступенек парадного входа, разорялись вояки из охраны посольства. Кое-кого Регина помнила – их подарил ей шах Хеширут. В безумной круговерти про охранников, честно несущих службу, забыли. Впрочем, судя по скандалу, забыли не все. Скунс, например, вспомнил. Чихая и утирая нос ладонью, он гнал охранников прочь – мало что не взашей.

Оскорбленные в лучших чувствах, шадруванцы яростно возражали.

Зачем он их гонит? – вяло удивилась Регина. А, ну да… Посольство фактически в осаде; всадники по-прежнему барражируют вокруг, как стервятники над добычей. Охрана же – местная. Приказ начальства, и доблестные защитнички первыми ворвутся внутрь: резать или вязать. Прав Скунс, лучше их отсюда выставить. А то, что и от нас, и от «подарков» скоро мокрого места не останется – это не важно. По крайней мере, для Скунса. У него есть работа, которую он намерен выполнять до конца.

– Уехали, говорю. И без дискуссий…

– Би дамаг’хи бабат ридам!

Шестеро громил, вооруженных до зубов – двое конных и четверо пеших – огрызаясь и бранясь, пятились от щуплого ларгитасца. С неотвратимостью бульдозера Скунс теснил их от посольства. Оружия он предусмотрительно не взял, и воякам было стыдно обнажать клинки. Наконец у одного не выдержали нервы: молодой охранник вздернул лошадь на дыбы, замахнулся плетью… Мигом позже он уже валился на булыжник – вместе с храпящей лошадью. Регина не заметила, что сделал Скунс. Кажется, он приложил не только бедное животное – товарищи поверженного, сплевывая кровь на мостовую, помогали встать оглушенному падением приятелю, но в драку не лезли.