Карен Тревис - Город Жемчуга

Наверху гулял приятный ночной ветерок. Несколько мгновений Шан разглядывала Линдсей, прежде чем та заметила ее. Командор стояла на коленях в траве, и плечи ее сотрясались от рыданий.

— Что я могу тебе сказать? — обратилась к ней Шан. — «Извини»? Так должно было случиться.

Линдсей прекратила рыдать и поднялась.

— Должно?.. — Голос ее звучал хрипло, ломался. — Я только хочу знать: это правда?

— Воображаю, что Эдди наплел тебе.

— Эдди ничего не говорил. Крис сказала, что в твоем распоряжении была одна из биотехнологий вес'хар, которая могла бы спасти Дэвида. Я только хочу знать: это правда? Я хочу знать, кто нанес мне удар в спину: одна из частных компаний или правительство. А может, все дело в пресловутом подсознательном брифинге?

Все оказалось хуже, чем подозревала Шан. «Это работа, никаких чувств, — напомнила она себе. — У меня нет выбора».

— Лин, я не сделала ничего предосудительного. Я инфицирована, и эта инфекция позволяет мне выжить после сильных травм и отравлений. Я понятия не имею, остался бы жив Дэвид или нет. — Ложь, ложь, ложь. — Но инфицируй я его — и в Константине вспыхнул бы бунт…

— Я отлично поняла, о чем говорили Крис и Эдди. Эта инфекция позволила тебе остаться в живых.

— Если бы существовала возможность спасти твоего ребенка, я непременно ею воспользовалась бы.

Линдсей выпрямилась и с решительным видом направилась к Шан.

— Сука! — закричала она. — Набожная, упрямая корова! Выходит, я для тебя всегда была пустым местом!

— Ничего подобного. Все дело в личной ответственности. Без сомнения, Шан была в безопасности. Она видела, что Линдсей не вооружена. Все, что могла сделать командор, так это накричать на нее. Но вреда от этого никакого.

Да и слушать Линдсей больше не имело никакого смысла. Шан повернулась и направилась назад, твердя про себя то, что обычно говорила себе, когда только пришла в полицию. Неприличная брань. Ни на кого лично не направленная. Эти слова не могли кому-то повредить. Нанести вред могли только оружие или кулаки.

Рыдания и проклятия Линдсей стали тише. Шан вернулась в свою комнату в доме Джоша и закрыла дверь.

С'наатат хорошо излечивал физические повреждения, но не мог ничего поделать с ранами сердечными.

На следующее утро звонок на шебу Шан был лишь один, но звонивший перешел в ждущий режим, ожидая, когда она откликнется. А суперинтендант тем временем искупалась в маленьком бассейне и потом привела себя в порядок, стараясь не упустить ни одной мелочи. Никаких особых изменений заметно не было, однако Шан стала шире в плечах. Да и лицо ее едва заметно изменилось, и теперь создавалось впечатление, словно Шан постоянно пытается Сосредоточиться на чем-то важном, но всякие мелочи типа мигрени отвлекают ее. До тех пор, пока она не станет напоминать вес'хар, она справится.

Наконец, решившись, она обратилась к компьютеру:

— Что еще, Эдди? Чего тебе надо?

— Не был уверен, что вы ответите мне.

— Если ты позвонил, чтоСы в чем-то обвинить меня…

— Ни в коем случае.

— Хорошо.

— Мне жаль, что все получилось именно так, Шан. Я поступил неправильно.

— Я говорила тебе об этом.

— Но порою все ошибаются. Я же не использую людей, я лишь говорю им правду.

— А я — нет.

— Если бы я мог все изменить, я бы сделал это. Вы понятия не имеете, насколько мне жаль.

— Это ты, Эдди, рассказал обо всем Лин?

— Нет. У меня кишка тонка. Вероятно, Крис Хагель сказала ей, что смогла бы создать устойчивый вид, убрав некоторые побочные воздействия с'наатат. Например, отрегулировав продолжительность жизни.

— Ты серьезно думаешь, что, получив образец, какая-нибудь фармакологическая фирма, занимающаяся биотехнологиями, стала бы изменять паразита, который моментально прекращает кровотечение, или стала бы вырабатывать антитела, чтобы его уничтожить? Если ты так думаешь, то ты ничего не знаешь о корпорациях. Я — офицер СиДиЗОка. Даже не спрашивай меня, что я повидала.

— Я знаю. Можете мне подробно не объяснять.

— Нет. Ты не знаешь. Клонирование человека запрещено, но всем на эти запреты плевать. Этими генами разрушения все еще торгуют, несмотря на всемирный запрет. Если это возможно сделать, это будет сделано. И один Бог знает, что их может остановить.

— Шан, я видел след Юмеха. Это — без с'наатата. Думаю, что я смог бы посчитать…

Он вновь говорил как прежний Эдди. Однако почему он завел этот разговор?

— И чего ты теперь хочешь? Интервью?

Какое-то время было слышно лишь тяжелое дыхание Эдди.

— Я позвонил сказать, что Ларошфуко [42] Ларошфуко Франсуа де (1613–1680) — французский писатель-моралист. В «Мемуарах» (1662) и «Максимах» (1665) в афористичной форме переданы философские итоги наблюдений над природой человеческого характера. был прав.

И связь оборвалась. Шеба защебетала, принимая повторный вызов.

Шан понятия не имела, кто такой Ларошфуко, но занесла это имя в память, чтобы потом навести справки.

В течение ближайших двадцати четырех часов команда «Фетиды» должна была отправиться домой, по крайней мере перебраться на земной космический корабль. Еще оставалось вдоволь времени, чтобы разобраться с мотивами, которые двигали Эдди.

Шан настроила шебу таким образом, чтобы она фиксировала все сообщения, уходящие с «Актеона», чтобы узнать, что Эдди собирался рассказать миру о ней или о паразите. В распоряжении Эдди были только мифы. Но мифы становятся очень правдоподобными, попади они в умелые руки.

Время от времени Шан заглядывала в шебу. Про себя она отметила, что этот день Эдди посвятил алуату, тому, как на все сто процентов, без отходов, использовать урожай сои и мастерству умельцев Константина. Ни слова о Шан.

Он не использовал ее интервью, касающееся событий, участники которых давно канули в Лету. Даже в радиоинтервью с исенджи с'наатат был помянут лишь косвенно. «История войны, разыгравшейся на этой планете, ныне обросла многими легендами, пропитана пропагандой и дезинформацией, впрочем, как и история любой войны, происходившей на Земле», — звучал голос Эдди за кадром. Внешне выглядело так, словно он старался преуменьшить значение с'наатата, а то и вовсе обойти скользкую тему. Но какой материал он убрал из своих репортажей?

Щелкнув шебой, Шан набрала «Ларошфуко». Плазменный экран, словно мыльный пузырь, натянутый между едва различимыми нитями, высветил длинную биографию и список работ.

Французский классик XVII века, известный своими эпиграммами, где в резкой форме в краткой манере излагал парадоксальную правду. В первую очередь в любом человеческом поступке Ларошфуко видел проявления эгоизма, лицемерия и слабости.