Наталия Ипатова - Врата Валгаллы

Ага. И встретили его недружелюбно. Так уж и скажи.

— Я хочу, — сказал комэск, — чтобы в отсеке не воняло. Чтобы форма не была в шерсти. И чтобы он держался подальше от моей койки. На этих условиях я согласен его терпеть. Насчет остального, что ему надо, составьте список, я подпишу.

Ренн, Тринадцатый и Вале отправились шептаться в угол зама. Комэск — в свой. Магне Дален посмотрел в одну сторону, в другую, и, как загипнотизированный, потянулся на протяжный муррр.

— А мне — можно?

И ты, Брут!

Кот напряженно следил за ладонью Далена, тянущейся к его голове. Рубен Эстергази — тоже. Цапнет? Или обойдется?

Неожиданно ладонь Магне метнулась ко рту, он резко запрокинул голову и с оглушительным чихом треснулся лбом о кроватную стойку. Наверное, у бедняги искры брызнули из глаз, но за первым последовал второй, третий… Все Шельмы, кто был еще на ногах, прекратили разговоры, а Магне никак не мог остановиться. Тринадцатый, испуганный его бурной реакцией, под шумок вырвался, забился под койку и огласил отсек надрывным воем. Гулкий удар сотряс стену, отделяющую Н-18 от Кинжалов. Причем прекратить явно требовали не чих. Йодль, тихо ругаясь, на четвереньках полез доставать кота. Там в темноте под койкой между ними явно не обходилось без боевых ранений.

— Черти! — расстроено сказал комэск. — Аллергия! Вам это надо?

— Мы вписали антигистаминные, — пискнул Улле. — Вот список, съер.

Он поспешно, бочком, как виноватый переместился в командирский угол.

— Кошачьи консервы, гелевые вкладыши для его… ванночки, липкие роллеры — ими легко снимать шерсть с комбезов.

— И еще контрасекс ему, — тяжко вздохнул Рубен, подтверждая файл командирским кодом. — Чтоб «смирно» знал. Еще важное есть? Тогда комэск ушел.

С этими словами он скинул ботинки, сунул в ухо «ракушку» приемника и завалился на командирскую койку, лицом к степе, предоставив Шельмам заниматься своими делами. Предел его замотанности на сегодня был превышен.

— Машины прибыли!

Вопль динамика, ворвавшийся из наушника прямо в мозг, был, вероятно, каким-то образом оформлен в соответствии с системой армейских обращений, но спящее сознание отсекло все, кроме сути. А суть сработала, как гидравлика выталкивания: Рубен подскочил, ударом ладони врубая в отсеке свет.

— Машины пришли!

Шельмы посыпались с коек, словно по боевой тревоге, еще и глаз не продрав спросонья, а уже затягивая «молнии» комбинезонов. И то — боевые тревоги вскорости станут буднями. Приход же машин — судьбоносная встреча, важность ее очевидна каждому пилоту и без приказа командира эскадрильи.

Грохочущим вихрем Шельмы пронеслись по трубчатым коридорным кишкам к «своему» ангару, еще пустому, где только ползали взад и вперед дроиды-уборщики, и почтительно сгрудились за спинами команды механиков, которые распоряжались приемом загруженных кассет. И даже дыхание затаили, прикинувшись, что их вообще нет, когда раздвинулись внутренние ворота шлюза.

Чрево его было освещено ярче, чем просторное низкое помещение ангара, металлопласт внутренней отделки отражал люминесцентный свет, поэтому кассета вышла чернильным пятном, почти неразличимым в сияющем нимбе.

Пилоты не выдержали. Транспортер еще двигался, а Шельмы, протиснувшись вперед, во все глаза рассматривали забитые в ячейки новенькие машины. Рубен двинулся к хвосту, надеясь, что народ у него взрослый и без присмотра под гусеницу не угодит. Череда округлых носов — одиннадцать штук — проплыла над его головой. Он остановился перед двенадцатым. Створки грузового шлюза сомкнулись, на секунду стало темно. Кряжистый пожилой механик, глянув на пилота искоса, с помощью ПДУ выпустил шасси — и это была песня, как беззвучно они вышли! — снял машину с колодок, и истребитель плавно выскользнул из ячейки на палубу. Рубен пригнулся, пропуская стабилизатор над головой. Впечатление было — будто большая рыба проплыла поверху, хищная и легкая. Дышащая холодом от пребывания в неотапливаемом грузовом отсеке. Повинуясь механику, с потолка выдвинулась люминесцентная лампа, зависла над истребителем и залила его белым режущим светом.

— Что за чертовщина! — голос Магне ни с чьим не перепутать, парень не умеет соизмерять звук, и веселое эхо мечется под стропилами. — Я прежде таких не видал!

— Это, я так полагаю… — Рубен сделал несколько неторопливых шагов вдоль корпуса, и, вынырнув из его тени, вновь оказался в поле зрения эскадрильи: — …Тецима-9. О которых так долго твердила общественность.

— Bay! — все голоса эскадрильи блуждали где-то вдалеке, на периферии сознания, но этот потрясенный тенорок несомненно принадлежал Ренну. — И мы будем первыми, кто их обкатает?

Да уж. Пришлось сделать несколько шагов назад, чтобы окинуть истребитель единым взглядом. Велика птичка, метров этак двенадцати в длину. Тупой скругленный нос с овальными ноздрями сопел реверсов, параллельный палубе, цилиндрический кокпит вынесен вперед и прикрыт керамлитовым блистером, снаружи совершенно непрозрачным. Вся начинка в тулове по оси: батареи, маршевые двигатели, тяги, между всем этим даже аварийный отсек предусмотрен на случай, если придется подобрать подбитого товарища. Элегантные стабилизаторы с подвесками под торпеды выходили из тулова назад, начинаясь где-то с последней трети длины, и утолщались по мере приближения к идеальной вогнутой полусфере кормы. На стабилизаторах — плазменные пушки; на остриях стабов, в «гнездах» — бокалы маневровых двигателей, и такие же, только утопленные в поверхность — по обоим бортам на носу и корме. Стопроцентно функциональные — лететь без них можно только по прямой! — они выглядели декоративными элементами, внесенными единственно, чтобы нарушить прохладное единообразие борта. Рубен никогда не оставался равнодушен к магии летающих машин. Тем более таких… небезобидных. Зеркально-черное покрытие казалось провалом в реальности. С него соскальзывала даже мысль. А ладонь к лаковому боку тянулась сама. Пусть даже обожжет кельвиновскими холодами. Но — неожиданно теплым оказался этот бок. Тепловой хамелеон? Инфракрасная невидимость?

— Писать на этом командирский номер?

С усилием Рубен отвернулся от машины. Старый механик смотрел ему в глаза, с достоинством ожидая очереди на его внимание. И это был не тот человек, для которого стоило делать каменное лицо. И это был человек, в руках которого — жизнь. Главнее доктора. Летать я, собственно, могу и чуть ли не будучи мертв. Летать для Эстергази не работа — свойство души.