Честер Андерсон - Небесное святилище (сборник)

Здесь справедливости ради следует отметить, что Беллман оказался не совсем неподготовленным к внезапному проявлению интереса к Особой Операции “Л-2”. Хотя он и надеялся, конечно, что набор обычных мер безопасности поможет сохранить в тайне сам факт проведения операции, он все же подготовил еще и довольно объемную подборку впечатляющих доказательств, которая должна была послужить своеобразной опорой в том случае, если где-то произойдет утечка информации. И вот теперь наступило время обратиться за помощью к одному из таких средств; это был тщательно подготовленный набор сфабрикованных документов, которые со всей очевидностью доказывали, что такой штуковины как Особая Операция “Л-2” вообще не существует.

— Дело в том, сенатор, — энергично закончил он, — что все ресурсы Флота задействованы в программе перевооружения. У нас просто нет ни людей, ни кораблей ни на что другое. Мы должны срочно построить флотилию боевых кораблей. Так что в данный момент мы просто не смогли бы нарушать Правила Контакта. Но если вы не верите моим словам, сенатор, то вот вам все материалы — можете взять их с собой и на досуге тщательно ознакомиться. Там учтен каждый человек и каждая единица оборудования; убедитесь в том, что у нас не осталось ровным счетом ничего, что можно было бы использовать в осуществлении Особой Операции, о которой вы говорите. Вас, очевидно, ввела в заблуждение какая-нибудь выглядящая чрезвычайно правдоподобной утка, сенатор. Но в любом случае, нарушений Правил Контакта нет.

В наступившей тишине сенатор внимательно изучил представленную ему адмиралом подборку. Беллман изо всех сил старался выдавить из себя улыбку. Было похоже, что старика удалось-таки убедить.

Наконец Эмсли Вэлш оторвался от бумаг и по-отечески ласково улыбнулся:

— Ерунда, — сказал он в необычно мягкой для него манере. — Вот это, — он потряс бумагами, — не более чем набор лжи. Не стану отрицать — очень умный набор, но ум не делает его более правдивым.

Беллман пытался возразить:

— Но сенатор, помилуйте…

Сенатор поднял руку, требуя тишины, и возражения со стороны адмирала повисли в воздухе.

— Партия Консерваторов имеет неопровержимые доказательства, что Флот вступил в контакт с недоразвитой и беспомощной цивилизацией. Источник нашей информации никогда до этого не подводил нас, и у нас нет никаких оснований полагать, что он ошибся на этот раз. Мы знаем о вашей Особой Операции, знаем, кто именно вовлечен в ее исполнение и какая цель поставлена при ее осуществлении. Единственное, чего мы пока не знаем, — это названия и места расположения планеты, которую ваша “Особая Операция” намерена так резво уничтожить. Но мы скоро узнаем и это. Найдется кто-нибудь, кто добровольно представит нам эту информацию. Но даже если такого и не найдется, парламентское расследование всегда в состоянии выбить информацию из всякого, кто ею располагает. В данном случае это означает, что таким человеком будете вы.

Сенатор встал ш направился к выходу.

— Полагаю, нет необходимости перечислять все нарушения закона, которые совершил ты и твой отряд Особой Операции. Их вполне наберется на целый список — от фальсификации официальных документов — я возьму с собой эти бумаги в качестве доказательства — до преднамеренного ксеноцида. Все это падет на твою голову, Беллман. Будь здоров. — С такими словами этот удивительно проворный старик удалился.

Адмирал Беллман на протяжении целого получаса не мог выйти из шока; он ощутил острый приступ язвы желудка, о которой до этого даже не подозревал. Адмирал даже позволил себе роскошь возненавидеть Особую Операцию “Л-2”, Затем он вызвал старших офицеров разведки флота и космической безопасности к принялся за разработку плана по предотвращению угрозы, нависшей со стороны консерваторов.

Задача по изобретению телеграфа легла, естественно, на плечи Пиндара Смита, На это ему потребовалось пять недель.

— Если бы задача заключалась только в изобретении забытого Матерью телеграфа, то не о чем было бы говорить, — сказал он. — Любой терранский школьник сделал бы это. Самым трудным делом было изобрести именно лиффанский телеграф, то есть, такой вид телеграфа, который мог бы изобрести местный житель. Позабытая Матерью штука должна стать логическим продолжением состояния знаний на планете именно в данный момент, в то время как нет никакого логически возможного продолжения проклятых Матерью современных знаний.

Конечно, Смит преувеличивал. Проблема заключалась вовсе не в базовой технологии, а в том, что она существовала в неожиданных формах.

— Я пасую, — сказал он однажды Джону.

Джон воспринял это заявление с сочувствием:

— В чем проблема, сынок?

— В медном проводе, вот в чем. Никто в Лиффдарге не знает, как делать медный провод, а я не знаю, как сделать телеграф без него. Прежде чем изобретать телеграф, я должен изобрести медный провод, а прежде чем я это сделаю, я должен изобрести какое-то не связанное с электричеством его применение. А на это могут потребоваться целые годы.

— В нашем распоряжении нет годов, Пин. Ты уверен, что никто не знает, как делать провод?

— Абсолютно. Я интересовался в Гильдии Металлургов, в Гильдии Производителей труб, и даже в проклятой Матерью Гильдии Ювелиров. Они все знают, что такое медь, но никто никогда не слышал о медном проводе. Я зашел в тупик.

— Извините меня, — вмешался Хард. — Что такое медный провод, за которым вы так охотитесь?

Когда Джону Харлену и Пиндару Смиту вдвоем удалось растолковать Харду, что такое медный провод, тот сказал:

— Если то, о чем вы говорите, является металлической нитью, сделанной из меди, то Гильдия Производителей Парчи может изготовить его для вас, или, по крайней мере, подсказать, кто может это сделать.

— Парчевики? — удивленно воскликнули в унисон Харлен и Смит.

— Конечно. Они используют золотые и серебряные нити для создания узоров, разве не так? И тот, кто делает эти серебряные нити, сможет сделать и медные.

После этого задача Смита намного упростилась. Он составил список необходимых комплектующих и поставил перед Хардом задачу добыть их. Иногда это приводило к казусам: например, магниты можно было достать только в Гильдии Фокусников. Но никаких задержек больше не было.

— Эй, Тчорнио, посостязаемся в скачках?

— Опять? Материнский нос, Гардниен, меня уже тошнит от этих скачек. Мы только этим и занимаемся.

День выдался светлым и ветреным, и Тчорнио, недавно восстановленный дома в сыновних правах после пяти тяжких недель презрения, чувствовал себя лучше, чем после того ночного инцидента в переулке, когда были убиты два его дружка. Материнский Глаз светил ярко, борода и волосы Тчорнио прекрасно развевались на ветру, и самое худшее, что могло омрачить ему сегодняшний день, были бы скачки на далберах.