Иэн Бэнкс - Игрок

Потом он заметил в свертке записку, вытащил ее и прочел: «Просто чтобы напомнить вам, когда вы окажетесь на той планете. Хамлис».

Гурдже нахмурился, увидев это имя, затем (поначалу отстраненно, с досадным чувством стыда) вспомнил вечер перед своей отправкой с Геванта двумя годами ранее.

Конечно.

Подарок от Хамлиса. Гурдже совсем забыл о нем.

— Что это? — спросил Гурдже.

Он сидел в передней секции конвертированного модуля — того, что «Фактор сдерживания» взял на ВСК. Попрощавшись со старым военным кораблем (который должен был ожидать за границами империи), Гурдже и Флер-Имсахо взошли на борт маленького суденышка. Ангарный блистер повернулся, и модуль в сопровождении двух фрегатов начал спускаться в сторону планеты, а «Фактор» с нарочитой медлительностью развернулся и, эскортируемый двумя крейсерами, стал выходить из гравитационного колодца.

— Что — «что»? — переспросил парящий рядом с Гурдже Флер-Имсахо — его маскарадный корпус был сброшен и лежал на полу.

— Вот это, — сказал Гурдже, кивнув на экран, который показывал вид снизу.

Модуль летел над землей к Гроазначеку, столице Эа; в империи не любили, когда суда входили в атмосферу вертикально над городами, поэтому пришлось войти со стороны океана.

— Ах, это. Тюрьма-лабиринт.

— Тюрьма? — переспросил Гурдже.

На экране появились окраины распростершейся внизу столицы, и теперь под ними проплывал комплекс стен и удлиненных, геометрически искривленных зданий.

— Да. Идея вот в чем: люди, нарушившие закон, отправляются в лабиринт, а внутри его помещаются соответственно характеру преступления. Это не только лабиринт в физическом смысле, но еще и нравственный, поведенческий лабиринт. Внешние его очертания, кстати, никак не связаны с внутренней планировкой — снаружи одна только видимость. Заключенный должен дать правильные ответа, действовать надлежащим образом, иначе он никогда не выберется оттуда и даже рискует быть упрятанным еще глубже. Теоретически идеальный заключенный может выйти на свободу через несколько дней, а неисправимый преступник останется там навсегда. Чтобы исключить переполнение, установлен предельный срок пребывания, и если за это время заключенный не выберется на свободу, то его переводят в исправительную колонию пожизненно.

Пока автономник говорил, тюрьма внизу исчезла из виду, экран заполнился городом, паутиной улиц, домами и куполами — тоже своего рода лабиринт.

— Довольно разумно, — заметил Гурдже. — И что, эта система действует?

— Именно это они и стараются нам внушить. На самом деле тюрьма используется как предлог, чтобы не вводить нормальную судебную систему. К тому же богатые могут выйти на свободу за взятку. Так что в отношении правящего класса эта система действует.

Модуль и два фрегата совершили посадку в огромном порту на берегу широкой илистой реки со множеством мостов. Порт располагался чуть поодаль от центра, но тем не менее был окружен зданиями средней высоты и низкими геодезическими куполами. Гурдже вышел из модуля с Флер-Имсахо, — тот в своей древней оболочке громко жужжал и трещал статическими зарядами. Они спустились на громадную площадь, покрытую синтетической травой, ковер которой был развернут до самого модуля. На траве стояли сорок-пятьдесят азадианцев в разных военных мундирах и гражданских одеяниях. Гурдже изо всех сил напрягал мозги, пытаясь распознать различные полы: он решил, что большинство принадлежит к промежуточному полу, или верховникам, и лишь несколько — к мужскому или женскому. За ними стояло несколько рядов одинаково одетых мужчин с оружием. Позади вооруженных — еще одна группа азадианцев, которые играли довольно пронзительную и быструю музыку.

— Те, кто с оружием, это почетный караул, — сказал Флер-Имсахо из своего фальшивого корпуса. — Не беспокойтесь.

— Я и не беспокоюсь, — ответил Гурдже.

Он знал — это в традициях империи. Официально в число встречающих входят чиновники, секретные агенты, представители организаторов игр, соответствующие жены и наложницы, а также сотрудники новостных агентств. Один из верховников подошел к нему.

— Обращаясь к этому, на эаском следует добавлять «господин», — прошептал Флер-Имсахо.

— Что? — переспросил Гурдже, который едва различал голос машины за ее жужжанием.

Флер-Имсахо гудел и трещал достаточно громко, чтобы его слышали все, кроме оркестрантов, а от генерируемого им статического электричества волосы у Гурдже скособочились в одну сторону.

— Я говорю, что на эаском к нему нужно обращаться «господин», — прошипел Флер-Имсахо, перекрывая собственный гул. — Не прикасайтесь к нему, но когда он протянет руку, вы должны протянуть две и произнести то, что нужно. Помните: не прикасаться к нему.

Верховник остановился прямо перед Гурдже, протянул одну руку и сказал:

— Добро пожаловать в Гроазначек, Эа, империя Азад, Мюра Гурджи.

Гурдже сдержал гримасу, протянул обе руки (показывая, что в них нет оружия, как то объясняли древние книги) и ответил на эаском, тщательно выговаривая слова:

— Для меня большая честь ступить на священную землю Эа.

(«Отличное начало», — пробормотал автономник.)

Остальная часть встречи прошла как в тумане. Голова у Гурдже кружилась, он потел в лучах яркого двойного солнца, находясь под открытым небом (он знал, что должен обойти почетный караул, хотя ему так и не объяснили, что при этом нужно искать), а затем внутри незнакомые запахи порта еще сильнее заставили почувствовать, что он оказался совершенно в чужом месте. Его представили множеству людей, большинство опять были верховниками. Им явно льстило то, что с ними разговаривают на вполне сносном эаском. Флер-Имсахо сообщал, что надо делать и говорить, и Гурдже слышал себя, произносящего нужные слова, чувствовал, что делает правильные жесты, но общее впечатление было таково: беспорядочные движения; шумные, не желающие слушать люди, и притом довольно резко пахнущие. Впрочем, Гурдже не сомневался, что местные думают то же самое о нем. А еще у него возникло странное впечатление, что под масками своих лиц они смеются над ним.

Если отрешиться от очевидных физических различий, то все азадианцы казались довольно плотными, крепко сбитыми и решительными в сравнении с людьми Культуры; более энергичными и даже (если уж быть критичным) нервными. По крайней мере, это относилось к верховникам. Мужчин Гурдже почти не видел, но, судя по всему, они хуже соображали, были более мрачными, флегматичными и сильными физически, тогда как женщины представлялись более тихими (вдобавок более сообразительными) и более изящными на вид.

Интересно, каким я кажусь им, думал Гурдже. Он отдавал себе отчет в том, что недоуменно разглядывает странные, ни на что не похожие здания и невероятные интерьеры, а еще людей… но, с другой стороны, он видел, что почти все (в основном опять же верховники) глазеют на него. В двух-трех случаях Флер-Имсахо пришлось повторять свои инструкции дважды, и только после этого Гурдже понимал, что слова предназначены ему. Монотонное гудение автономника и искрение статики в тот день постоянно сопровождали его и, казалось, усугубляли атмосферу безумного, похожего на сновидение неправдоподобия.