Худайберды Диванкулиев - Встреча среди звезд

В «Саванне» грустно запричитала куропатка, и всем почудилось: она знает о кончине Патриса и оплакивает его, как умеет. В «Цветнике», усиливая впечатление, накрапывал искусственный дождь, и бутоны растений медленно раскрывались, радуясь жизни.

— Давайте перенесем Патриса в анабиозный отсек, — сказал Ганс.

— Да, я вижу, — как-то невпопад ответил Слейтон. — Ты настаиваешь на этом? Не надо убеждать.

Байрама поразила внутренняя теплота, какая-то особенная человеческая тоска, звучавшая в нескладной фразе угловатого, в общем-то, и отнюдь не сентиментального пилота.

Обратил на это внимание и Ганс. «Моя таблетка, которую я незаметно кладу Слейтону в пищу, благотворно влияет на пилота-задиру. Что ж, я удовлетворен. Он становится более душевным...»

Как всегда, Ганс немного преувеличивал свои таланты. На самом деле, испытав потрясение, натура Слейтона проявила свои глубинные качества: дружелюбие, широту души, чувство коллективизма, неунывающий характер.

— Ганс! Ты чего так странно смотришь на меня? Будто увидел в первый раз? — спросил пилот. — Или соскучился без дискуссии о Невидимой Вселенной?

— Представь себе, угадал!.. Я ведь не видел тебя почти девяносто шесть часов. Хочу еще раз обсудить загадку первого сигнала обитателей Туманной планеты. Помнишь, ты принял его еще в пути? Оказывается, послали сигнал не «человеко-птицы», а двухголовые «птице-быки». Сигнал был частотно-модулированным. Именно такие модуляции характерны для языка двухголовых. Это был крик о помощи жертвам агрессии.

— Поэтому я и остаюсь на Туманной, — сказал Байрам: — Как ни тяжело всем, надо заняться делами. Отсюда я сразу полечу на берега Моря Жизни.

Настал час прощания. Четверых пленников корабля, томящихся в самолете Патриса, со всеми предосторожностями перевезли на лайнеры «человеко-птиц», которые крейсировали все время недалеко от космолета. Добровольцев — как «птице-быков», так и «птице-сапиенсов» — разместили на берегу озера. Однако через некоторое время последние объяснили Байраму, что здесь им негде подвесить баллоны с питательными аэрозолями.

— Вы правы! — спохватился Байрам: — Хорошо, что напомнили. Совсем закрутился в этой спешке.

Одноголовых «беркутов» тут же перевели в «Саванну». Все было сделано, наконец. Байрам с чувством облегчения и грусти пожал Слейтону и Гансу руки:

— Будьте здоровы — и до встречи, ребята! Субсветовой вам скорости, устойчивой плазмы в ходовом реактиве.

Аппарат Байрама все дальше уходил от махины космолета, сверкавшего в лучах искусственного света локаторов. Уже с поверхности спутника, прикрыв глаза щитом из поляроида, командир залюбовался волшебной картиной старта фотонной ракеты, какой и был «Гагарин». Вот слепяще вспыхнуло фотонное «зеркало», по его обводам заполыхали протуберанцы сиреневых всполохов. Космолет величественно развернулся носом к звездам.

Вжавшись лицом в экран из поляроида, Байрам с непонятной тоской следил, как все дальше и дальше уходит корабль от планеты, как на безопасном расстоянии от нее включает полную энергетическую отдачу. В наушниках еще звучали на пределе слышимости голоса друзей: «До свидания, Байра-а-ам! Жди, мы вернемся за тобой!..» И его с новой силой охватила тоска. Было так тяжко, что Байрам крепко стиснул зубы, боясь заплакать. «Надо отвлечься!., отвлечься, — внушал он себе: — Лучше думай о чем-нибудь светлом, Байрам Мерданов!».

И вспомнились ему далекие дни, когда экспедиция к Толимаку еще только начиналась... В гигантском зале Космосцентра волнами перекатывался сдержанный говор тысяч людей. Лавируя среди беседующих космонавтов, Байрам поднимался на третий ярус амфитеатра.

— Привет, Мерданов! — окликнул знакомый штурман: — Слышал о наборе людей в экипаж новейшего Корабля? Он вскоре отправится к созвездию Центавра.

Пожимая ему руку, Байрам небрежно заметил:

— Э! Об этом полете говорят второй год.

— А теперь уже точно, — заверил штурман: — Космолет выведен на стартовую позицию близ Марса... А ты кого ищешь?

— Ганса Планка, — ответил Байрам.

— Да вот он! Только что явился.

Байрам оглянулся: Ганс Планк входил через боковую дверь зала. То был сухощавый, крепкий мужчина лет шестидесяти, хотя по виду ему нельзя было дать и сорока. У него были прямые, короткие волосы, густые брови, острый взгляд.

— Привет, Ганс Планк! — сказал Байрам, останавливая его: — Давно хочу встретиться с тобой, поговорить о новейшей космологии. Я слыхал, что ты один из ее творцов.

— Преувеличение, братец-космонавт, — со смешком ответил Ганс: — Новейшая теория гравитации создавалась коллективом физиков, а не одной личностью. Я — один из сорока авторов. — Он подумал и сказал: — О тебе, Байрам, я слышал, как о талантливом исследователе космоса. Идем ко мне, на третий ярус! Но больше пяти минут уделить не могу. Готовлюсь к более важному делу: предстоит конкурсный отбор четырех кандидатов для рейса к созвездию Центавра. Может, рискнешь принять участие?

Байрам в раздумье почесал переносицу:

— А что! Можно попробовать. Чем джин не шутит?

На другой день Байрам в первой десятке «кандидатов» ворвался в зал Космоцентра — поближе к арене, где высился трехэтажный Биокомпьютер, состоящий из психоанализаторов, медико-биохимического блока и массива тестов на технические знания и быстроту реакций. Говор в зале утих, жюри степенно уселось за круглый стол, а Ганс Планк подошел к пульту Компьютера и жестом призвал к вниманию. Тотчас запел лингво-блок, переводя слова Планка на многие языки человечества:

— Галактолет ждет на своей орбите счастливцев, — мрачноватым голосом сказал он: — Кто желает первым?..

Тишина сгустилась до предела. «Кандидаты» искоса поглядывали на компьютер, оценивая свои и чужие шансы на успех.

— Позвольте мне!.. — решился некий гигант в пестром комбинезоне.

— Прошу, прошу, — приветливо кивнул Ганс.

Тот неверным шагом приблизился к креслу, плотно уселся. Его тотчас опутали сетью датчиков... Легко касаясь клавиш пульта, Ганс вдумчиво следил за бегом кривых на экранах дисплеев. Где-то в недрах Био-машины неслышно задавался вопрос, проникал в мозг испытуемого, «кандидат» отвечал экзаменатору. Так прошло несколько минут. Затем Ганс нетерпеливым жестом велел гиганту встать:

— Все, дорогой! Спасибо... Ты отвергнут.

Соискатель нехотя покинул арену и укрылся в толпе.

К вечеру из многих десятков «кандидатов» Био-машина отобрала двоих — Патриса и Слейтона, американского пилота высшей квалификации. Оспаривать «выбор» Компьютера никому не пришло бы в голову. Тем более — окончательное решение маститого жюри.

Из-за стола жюри встал оживленный Планк и подошел к краю арены.