Марти Бурнов - Достигая прозрения

А жуткий голос все продолжал громыхать. Аркаше казалось — он даже стал выделять одно слово:

— Хааш… Хааш… Хааш.

Потом что-то шлепнуло по виску. В голове кольнуло, и он ослеп, словно вновь переносимый куда-то машиной.

Но зрение вскоре вернулось. Аркадий был разочарован, обнаружив себя во все том же темном и грязном закутке. И тут он не поверил своим ушам:

— Ну и вонь от них!

— Надо же, как их без хааша прет!

Он понял! Он понял, что сказал таинственный незнакомец. Правда, смысл высказывания по-прежнему ускользал от него. Но теперь он понимал слова.

— Вы, это… когда в следующий раз развлекаться на улицу выйдете, трансляторы не забудьте, голубки, — захохотал второй, унизительно шлепнув Аркадия по заднице.

От пережитого стресса, язык у Аркадия заплетался:

— О чем вы… о чем вы говорите?

Он все еще чувствовал чужие руки, ощупывающие его. Отчего-то это взволновало его больше внезапно появившегося дара понимать чужую речь. В конце концов, они в будущем, и здесь возможно все…

— Ну, конечно! Трансляторы! — внезапно ожил Иван Никифорович, который до этого пребывал в глубокой задумчивости.

Как раз его мало беспокоили пропавшие записи, ведь они мало значили в сравнении с произошедшим и тем, что еще ожидало их.

— Полагаю, это устройство транслирует чужие мозговые волны прямо в наше сознание! Поэтому…

— Ты, смотри, у старого ублюдка озарение! Голубое! — вновь заржал один из незнакомцев.

— Шли бы вы в свое скользкое логово, хватит здесь по углам жаться, — хохотнул второй.

Летающей повозки уже и след простыл, а путешественники все еще находились под впечатлением. Слишком много всего обрушилось на них разом, и даже Иван Никифорович не мог разобрать, что к чему.

— Какие странные люди…

Аркадию Петровичу казалось, что желто-голубые вспышки все еще слепят его. И вновь начали одолевать навязчивые визгливые звуки, потонувшие было в новых событиях.

— Это мы, Аркашенька, оказались в странном мире, — Иван Никифорович жадно всматривался в широкую улицу, чьи огни светили совсем неподалеку. — Ведь это мир будущего. Но самое главное — они указали, куда нам теперь направляться и снабдили нас этим замечательным устройством… транслятором.

— Простите, профессор, я, наверное, плохо слушал.

У Аркадия Петровича до сих пор звенели в голове слова "хааш", "голубки", "ублюдок" и прочее, но он не мог уловить в них и намека на указания. Оно и понятно, куда ему до профессора Остальского…

— Ну, как же! Как же! Я ведь им ясно сказал, что мы путешественники во времени, и заметьте, они даже не удивились, а потом сказали, что нам надо направляться в скользкое логово! Неужели вы не понимаете?

— Признаться, сейчас я понимаю еще меньше, чем до их появления.

Аркадию Петровичу стало уж совсем неудобно за свое тугодумие, но он никак не мог разобраться, что же больше всего смутило его в этих людях. Зато теперь он был уверен, что звуки, преследующие его, доносятся откуда-то неподалеку, и к своему удивлению, даже начал их разбирать. Это походило на Вагнера, тот самый фрагмент из "Валькирии", что он недавно исполнял. Конечно, весьма искаженный, он бы даже сказал, изуродованный до неузнаваемости.

— Подумайте сами, — глаза профессора горели, он схватил Аркашу и потянул в направлении улицы. — Мы попали сюда, поймав волновые потоки, так сказать, проскользнув по ним. Значит скользкое логово — есть место, где собираются подобные нам. Аркашенька, в этом мире такие путешествия — обыкновенное дело! Боже, как я счастлив, осталось лишь найти это чудесное место!

— Да, но почему логово?!

— Ерунда, какие-нибудь погрешности перевода или игра диалекта. Ведь прошло бог знает сколько веков, многие понятия вполне могли измениться.

— Вы предлагаете просто подойти к первому попавшемуся прохожему и спросить дорогу к тому… скользкому логову?

— Для начала — да!

Аркадий Петрович задумался. Он представил, как бы сам отреагировал, если бы к нему подошел грязный человек, в домашнем халате, от которого разит помоями, и попросил бы указать путь к скользкому логову. Признаться, самое малое, что он сделал бы — это пожаловался ближайшему жандарму, а то и тростью бы заехал. Правда, обычно он не носил с собой трость, поэтому просто дал бы пинка этому отребью. В общем, перспектива его отнюдь не радовала. Оставалось уповать, что люди стали добрее и терпимее.

Улица оказалась довольно широким проспектом. По обеим сторонам его сияли вывесками витрины. Множество светящихся плакатов, с движущимися картинками украшали зеркальные стены. Некоторые плакаты занимали собой огромную площадь. А некоторые, поменьше, плавали прямо в воздухе, чуть ниже беспрестанно поносившихся летающих повозок. Движущиеся изображения сменялись неизвестными символами. Но если на картинке появлялся человек, он неизменно лучезарно улыбался. Аркадий и не подозревал, что люди могут быть столь счастливы.

— Взгляни — многоламповые экраны, я читал об этом открытии Николы Тесла в вестнике за позапрошлый месяц! — Иван Никифорович был так потрясен, что на какое-то время смолк, и лишь беззвучно шевелили губами, словно бормоча какие-то выводы и формулы.

Удивительно, как поблизости от столь высокотехнологичного места, могла находиться такая безобразная помойка, смердящая в закоулке. Это было, как если бы кто-то смешал между собой части фантастического технически развитого будущего и вшивого средневековья, заваленного дерьмом и объедками. Хотя и сам проспект изобиловал всевозможным мусором. Поистине удивительный мир!

Аркаша высматривал, у кого бы спросить дорогу к скользкому логову. Людей на улице оказалось немного. В основном мостовая была заставлена летающими повозками. Некоторым не хватило места на земле, и они парили чуть выше, у специальных лесенок-трапов.

Немногочисленные люди медленно бродили, немного пошатываясь, а то и придерживаясь рукой о стены и повозки. Несколько незнакомцев, оказавшихся ближе всего, категорически не понравились Аркадию Петровичу — уж слишком сильно они покачивались, а один еще и время от времени наклонялся вперед, издавая премерзкие звуки.

Он перевел взгляд дальше и тут же стыдливо отвел глаза. Он замечал, что мужчины одеты, на его вкус немного эксцентрично — одежда некоторых, по большей части, представляла собой лохмотья, на манер бахромы североамериканских индейцев. Даже они, в своих домашних халатах, смотрелись куда приличнее.

Но тут он увидел женщин. На его взгляд, они и вовсе были раздеты. Он успел заметить лишь широкие ленты, кое-где прикрывающие обнаженное тело, как правило — вызывающе ярких цветов.

— Однако… я наблюдаю здесь полное падение нравов…