Марти Бурнов - Достигая прозрения

— Но… я…

— Подожди, не перебивай меня! — вспомнив полицию, Кха Грат вновь рассвирепел, подскочил из кресла и опять уселся на корточки рядом с Нэйбом. — Знаешь, я бы понял, если бы это была щепотка, ну — две… но ты же высыпал хааш на пол и хрюкал в нем своим поганым рылом! Знаешь, Нэйб, я никогда еще не встречал таких ублюдков, как ты! И вот что я скажу тебе, Нэйб… когда твоя крыша съедет окончательно, и, как пилот, ты уже не будешь нужен господину Карзогу, он отдаст тебя мне. А я… — доктор в задумчивости уставился в потолок, — … я скормлю тебя своим лабораторным крысам. Медленно, они будут отгрызать от тебя по маленькому, вот такому, кусочку, — Кха Грат сосредоточенно сложил пухлые пальчики, обозначив приблизительный размер "кусочка". — И может тогда у тебя наступит, наконец, прозрение, что пора уже завязывать с хаашем. Но будет поздно, Нэйб, слишком поздно.

Доктор махнул рукой, поднялся, отряхнул халат и ушел.

Нэйб еще долго лежал на полу, рядом с контейнером и кучкой хааша. "Наверно, Кха Грат прав. Это и есть прозрение. С хаашем пора завязывать!" — он кое-как поднялся на четвереньки:

— Еще щепотку — и все!

— Вот скажите мне, доктор, что творится с людьми? — прямо с порога принялся сокрушаться распорядитель Пракс.

— А… это ты, — доктор Кха Грат впился острыми зубами в сочный кусок мяса. По его подбородку потек жир, хоть лицо доктора и без этого лоснилось от выступившего на жаре пота.

— Вот помните, помните, как было раньше. Свирепость. Страсть. Бой шел до самой смерти, а порой и после нее. А теперь? Что это теперь? Цирк уродцев.

— А ты их клоунами обряди, — доктор продолжал смачно жевать. — Глядишь, публика оживится.

— Вот и вы надо мной смеетесь. А что я могу поделать? Конъектура… вкусы меняются… чтоб их всех!

— Главное, чтоб господин Карзог доволен был.

— Да, господин Карзог… — Пракс замолчал, уставившись в пол печальными глазами.

— Так зачем ты пришел? — доктор сыто рыгнул.

Пракс неуверенно, бочком присел на стул рядом с Кха Гратом.

— Да я собственно… — он нервно заерзал.

— Или говори, или выметайся, у меня еще дел полно.

— Да, да, конечно…

— Да не мямли ты. Опять задница замучила?

— Вообще-то, я пришел по другому поводу… ну раз уж вы сами об этом заговорили… может, глянете, а?

— Да как будто я твою задницу никогда не выдел, — доктор вытер сальные пальцы. — И чего ты так мнешься каждый раз? Геморрой — это звучит гордо! — он рассмеялся, с удовольствием наблюдая, как Пракс наливается краской.

Кха Грат отвернулся, вытаскивая необходимые инструменты. Пракс, не глядя на него, вскочил со стула. Стыдливо оглядываясь, он стянул штаны и юркнул в операционное поле.

— Ну-с, приступим.

— Ай!

— Ой, прости, — усмехнулся доктор. — Генератор поля немного барахлит. Обезболивания не будет.

— Ой!.. У-у-у…

— Да расслабься ты. Как новенький встанешь.

— А-а-а!

— Ну, вот и все.

— Доктор… доктор, — со стоном Пракс выползал из поля, — неужели некому починить поле.

— Чинить… не чинить… Да так просто работать интереснее. Пирожок будешь?

Пракса немного подташнивало. Он помотал головой и натянул штаны.

— Так зачем ты приходил? — доктор засунул в рот сразу весь пирожок.

— Э… а… вот! Вспомнил! Вчера доставили новеньких, вы бы их глянули. Что можно сделать? А то… ни зубов, ни когтей.

— Жато экжотика.

— Что, простите?

— Экзотика, говорю, — доктор дожевал пирожок. — Смотрел я уже на них. Говно. Толку с них никакого.

— Да… но пока ничего лучше раздобыть не удалось. А вы ведь знаете, как важна необычность бойцов.

— Необычность — идиотичность. Ладно, я уже кое-что придумал. Тащите их сюда. Повеселимся.

— А как же обезболивание? Поле-то не работает, — распорядитель потер свой зад — боль еще до конца не унялась

— Тебя это волнует? Ничо с ними не сделается. Пусть привыкают. Господин Карзог не должен ждать и терпеть убытки.

— Да, да, конечно…

— А что это за уроды? Где вы откопали-то таких красавцев?

— Я не очень в курсе… в сопроводительном значатся как талрак и ронг. Кстати, вы не знаете, кто из них кто?

— Да мне это пофигу.

Пракс, задумавшись и чуть прихрамывая, направился к выходу.

— Ой, чуть не забыл, — обернулся он, — синхронизирующие нейроошейники. Не хотелось бы, чтобы они покалечили друг друга раньше времени, они, говорят, воюют…

— Ага, наверно выясняют, кто из них уродливее, — доктор засунул в рот очередной пирожок. — Жря откажыважся, хорошие пирожки!

Люм очнулся. Обычно он посыпался медленно, с наслаждением разгибая конечности и поочередно открывая глаза, прислушиваясь к окружающим звукам, чтобы, еще не видя, угадать, что происходит рядом. Люму никогда не надоедало наслаждаться этой своеобразной игрой.

Сейчас словно кто-то резко включил его. Вокруг тишина. В полумраке угадывались прутья решетки. И больше он не видел ничего. Он вообще странно видел. Наверное, все дело в темноте. Ронги не очень хорошо видят в полумраке. К тому же, у него ужасно ломило и жгло все тело, и никак не получалось сосредоточиться.

— Лучше бы меня сожрало ваше гнилое болото, чем видеть все это, — раздался чей-то голос.

Смысл этих слов плохо дошел до Люма, но вот звуки знакомого голоса заставили его затрепетать. Это был голос ронга. Правда, слова он произносил как-то необычно, но главное — рядом был ронг!

Люм попробовал развернуться в ту сторону целиком, но тело едва слушалось, да и болью словно разрывало на мелкие кусочки. Люм собрался и повернул только руку, но почему-то ничего не увидел. Это удивило и немного испугало его. Неужели он получил ранение и потерял глаза на конечностях?!

Страшась того, что сейчас может увидеть, Люм поднес руку к телу. И тут случилось необъяснимое. Рука была там, где всегда находили его глаза — посередине туловища, он чувствовал это. Но Люм смотрел на нее сверху! Рука была высохшей, покрытой глубокими трещинами-шрамами и вместо пяти имело всего три пальца.

Рука талрака!

— А-а-а-ш-ш-с-к-р-р!

Люм закричал, но вместо крика услышал лишь сухой треск, напугавший его еще больше.

— Да заткнись ты! Мне куда противнее твоего, — раздался сбоку все тот же голос.

Что-то зашуршало, и перед Люмом появился ронг.

— Мне кажется, я все же утоп в том болоте. И сейчас гнию и разлагаюсь на самом дне твоей поганой планеты.

Люм с ужасом узнал этого ронга. Вернее, узнал это тело — свое тело. Но если он стоял сейчас перед собой, то кто же теперь сам Люм?!

Теперь и Люму показалось, что и он умер. Сбылся его самый страшный кошмар — он превратился в талрака. Точно! Умер и превратился в талрака. А ведь он давно говорил, что эти высохшие твари — мертвецы. Говорил, а над ним смеялись.