Александр Зорич - Пилот-девица

Слово «Родина» офицер Карими произнес с такой странной, незнакомой Василисе интонацией, словно понимал под ним одновременно и любимую мать, и любимую жену, и заодно любимую бабушку с ее оладушками. Как можно быть неуверенным в таких прекрасных, понимающих женщинах? Конечно же, они предоставят транспорт! Да они что угодно предоставят своей любимой, хотя и блудной дщери Василисе. Как они делают это для своего сына, паиньки Науширванчика.

— Вы простите моей племяннице ее горячность, господин Карими, — вдруг возвысил голос до этого не проронивший ни звука дядя Толя, — она еще просто не поняла, сколь взвешены все решения ваших… мнэ-э… мудрецов… Но потом я, конечно, объясню ей это по-своему, по-родственному… А сейчас скажите, что мы с ней должны делать, чтобы побыстрее отработать нашу депортацию?

— Было решено направить вас на работу в Прибежище Душ имени Счастливой Звезды.

— На кладбище, что ли? — насторожилась Василиса и изготовилась возмущаться. Мол, нечестивое это дело — служить на кладбище иноверцев.

Дядя Толя сделал страшные глаза и исподтишка лягнул «племянницу» под столом.

— Меня глубоко огорчает ваша неосведомленность, голубушка, — вздохнул как-то избыточно искренне офицер Карими. — И у меня даже закрадываются сомнения в целесообразности высочайшего решения…

— И кем же мы должны там, в этом Прибежище, работать? — поторопился вернуть тему беседы в конструктивное русло опытный манипулятор дядя Толя.

Как ни странно, этот простой маневр подействовал.

— Согласно документам, с которыми вы поступили, Василиса является поваром по первой специальности. И зоотехником по второй… А вы, Анатолий — пилот по первой специальности и слесарь-механик по второй… Эта информация верна?

Василиса и дядя Толя закивали.

— В школе при Прибежище Душ имени Счастливой Звезды имеются ровно такие вакансии: механика и повара. Будете кормить детей и чинить… я полагаю, один и тот же кондиционер, — с этими словами офицер Карими вдруг улыбнулся во все тридцать два зуба. — У них там совершенно ужасный центральный кондиционер.

— Откуда вы знаете? — не удержалась любознательная Василиса.

— В этой школе учится моя дочь. И сын.

«Значит у оленя есть еще и оленята», — заключила девушка.

Прибежище Душ, которое дядя Толя называл просто «Клонирней», ведь ею оно и являлось, было расположено на живописной окраине города Рита.

Состояло оно из двух больших частей: Биозавода и Педагогического комбината (именуемого также попросту «школой»).

На Биозаводе синтетические матки вынашивали и производили на свет крохотных розовых клончиков, новорожденных граждан Конкордии, принадлежащих к касте демов. А Педагогический комбинат этих самых маленьких клонов социализовал, последовательно пропуская через молочно-кашные ясли, визжащий на тысячу голосов детский сад и чинно-скучно-серую, как сукно казенной формы, школу (куда ходили не только рожденные в Прибежище Душ, но и местные детки из ближайшего района Риты).

На обоих комбинатах — биологическом и педагогическом — трудилось немало квалифицированного народу.

Большинство сотрудников принадлежало к касте энтли. Это были биоинженеры, химики-технологи, обслуга сложных приборных комплексов, а также учителя школы.

А среди воспитателей детсада, уборщиков, садовников и охранников преобладали, конечно же, демы — низшая каста конкордианского общества. Причем многие демы были рождены в этом же самом Прибежище Душ имени Счастливой Звезды, то есть в некотором роде до старости «жили с мамой».

Имелись и пехлеваны — среди управляющих высшего звена и дирекции.

А над всеми ними главенствовал заотар, достопочтенный Реза Ассам Саади.

Говорят, никто и никогда не видел достопочтенного Саади вживе. Ни в Прибежище Душ, ни в городе. Хотя его портретами — благообразный седобрадый старец в красном парадном мундире с усыпанной сапфирами четырнадцатиконечной звездой задушевно глядит в глаза зрителю — были щедро увешаны и классы, и спальни Педагогического комбината.

Прибежище Душ города Рита вместе с сотнями аналогичных, разбросанных по десяткам конкордианских планет, составляло так называемое «Лоно Родины».

И только благодаря ему, этому физически не познанному ни одним человеческим мужчиной Лону, горстка ретроспектов, некогда провозгласивших государство Конкордия в двух тысячах парсеков от Земли, смогла не только выжить, но и подчинить себе гигантские неласковые территории.

Сам по себе Биозавод, где росли эмбрионы, как и любой завод, выглядел малопривлекательно.

«Если поставить на стол десять стеклянных стаканов и двадцать глиняных горшков, а потом все это увеличить в тысячу раз, получится как раз этот самый Биозавод», — думала Василиса, трясясь в казенном автобусе к месту своих добровольно-принудительных работ.

А вот Педагогический комбинат выглядел образцово — недаром его показывали во всех конкордианских программах, убаюкивающих плебс после тяжелого трудового дня.

Много зелени (перед съемками ее опрыскивали воском, чтобы давала глянец), пестрые, тщательно возделанные клумбы, неброские фонтанчики фасона «родник в горах», детские площадки с резными домиками и замками, футбольные поля, конюшни для пони и осликов… Крупный план: бока лошадкам до блеска начищают щетками по-спортивному одетые воспитанники и нежно улыбающиеся воспитанницы, а сзади, как бы невзначай, взлетает воздушный шар, в корзине которого ликует разодетая смуглая малышня…

К югу от Прибежища Душ пасторально желтел большой холм с покатыми склонами. На нем начинались фермерские угодья.

Там, на холме, колосилась пшеница сорта «Колониальный рассвет». Пшеницу-мутантку не брал ни жук, ни грибок, ни заморозки (впрочем, заморозки в благодатных окрестностях Риты случались раз в пятьдесят лет).

Там, на холме, прихотливо вилась по решетчатым опорам сладкая и витаминоносная наотарская тыква, знаменитая также своим лиловым цветом и исполинскими размерами.

Там краснел картомат — обожаемый в Конкордии гибрид картофеля и помидора с сытными крахмалистыми клубнями в земле и красными кисло-сладкими плодами на стеблях.

Это на него, на этот картомат, чуть ли не каждую неделю отправляли, в порядке трудового воспитания молодежи, школьников старших классов под надзором зевающих учителей.

Школьники строили друг другу глазки, пели витальные конкордианские песни и подвязывали ломкие стебли картоматов к высоким пирамидкам из алюминиевого уголка, а подвязав, складывали в ящики тяжелые, желтоватые с одного бока, плоды.

И, конечно, там, на холме, полно было кукурузы, оранжевой чечевицы, нута, и прочих, хорошо знакомых Василисе по муромскому огороду, культур.