Александр Соболь - Оракул вселенной

Сузуки надолго умолк, взор его погас, словно обратившись внутрь.

– И кто победил? – прервал вопросом затянувшееся молчание Зоров.

– Ты забыл мои уроки, посвященные вежливости, – с неудовольствием произнес Сузуки. – Ты должен был молчать, даже если бы я не заговорил еще несколько часов… А что касается поединка… Он продолжается и по сей день. Когда наступал Мастер, на Земле воцарялись мир, добро и любовь. Но все чаще преимущество переходило к Повелителю Тьмы, и тогда зло, насилие, жестокость захватывали мир, и его заливали потоки крови… Вот так.

– Красивая легенда, – задумчиво сказал Зоров. – Она, по-моему, не только отражает один из принципов даосской философии о гармонии темного и светлого начал инь и ян, но и в какой-то степени является проекцией европейских религиозно-философских концепций о непримиримой борьбе Добра и Зла…

Легкая тень неудовольствия пробежала по лицу Сузуки.

– Порой ты излишне пытаешься под все подвести, выражаясь твоими же словами, теоретическую базу и расчленить истину анализом. А ведь истина – это синтез. Нельзя рассказать басню тигру, поймав того за хвост. Поразмышляй об этом, пока будешь выздоравливать. – Сэнсэй встал, поклонился и вышел.

"Интересно, что он хотел этим сказать?" – думал Зоров, озадаченно глядя на дверь. Как и много лет тому назад, слова Учителя порой ставили его в тупик. Долго ему ломать голову не пришлось, дверь распахнулась, вошла целая делегация светил врачебного Олимпа, среди которых Зоров узнал председателя Высшей медицинской контрольной комиссии профессора Бирнса и самого члена Круга Шести Лэмюэля Лоусона. Зорову помогли перелечь на антигравитационную повозку (которую медики упрямо продолжали именовать "каталкой", несмотря на отсутствие у нее даже признаков колес), и торжественная процессия направилась в диагностический центр.

Только через несколько часов, подвергнутый устрашающему количеству анализов и диагност-процедур, Зоров вновь оказался в своей палате и с наслаждением вытянулся на кровати. Чувствовал он себя словно после марш-броска километров на двадцать, да с полной десантной выкладкой, да по трассе категории не ниже третьей… Радовало одно: послезавтра он сможет покинуть стены лечебно-восстановительного центра и приступить к тренировкам под руководством сэнсэя Ямото Сузуки. Почти как в славные далекие деньки… вот именно почти. Зоров непроизвольно нахмурился. Да, многовато приключилось с ним в последнее время, даже чересчур… Он почувствовал вдруг нараставшую потребность в собеседнике, который бы знал его, как никто другой, и которого он знал бы так же.

– Ну вот мы и снова вместе. А ведь могло быть хуже, не так ли. Вяз?

– Хуже, лучше… Принимай происшедшее как данность, – проворчал Вяз.

– Ты что, не в настроении?

– А чему радоваться?

– Может, и ты боишься чего-то, как мэтр Чалмерс?

– Ты глуп. И мне стыдно, что у меня такое неразумное первое Я. Мне не приходилось встречать человека более мужественного, чем Чалмерс. Индивидуум, не испытывающий страха вовсе, ущербен точно так же как тот, кто лишен чувства боли. Смелым и отважным можно считать лишь человека, на поступках которого испытываемый им страх не отражается, а если и отражается, то изменяет их в лучшую сторону. Преодоление страха – суть смелости. И чем более эффективно преодоление, тем более высокой степенью отваги отмечен человек. А уж превратить опасность и ее страх в источник силы – это удел героев.

– У тебя, очевидно, очередной ностальгический приступ по пропахшим нафталином истинам с тысячелетней бородой?

– Истина – даже если она древняя, общеизвестная, банальная даже, – тем не менее истина. И если кое-кто начинает ее подзабывать, то нелишне напомнить…

– Хорошо. Я не об этом хотел вести речь. Но напоролся на твою вторую ипостась – язву, то бишь "Я Зорова Второе уязвляющее".

– Скорее "уязвленное", – буркнул Вяз. – Однако ты прав, настроение у меня ни к черту.

– Что так?

– Расставание всегда тяжело, даже если перспектива впереди будто бы неплоха.

– Ты говоришь загадками.

– Видишь ли, этот наш разговор будет… последним, Алзор.

– То есть… Не понимаю.

– У меня такое предчувствие. А может, в свете изложенного Эйфио, и знание. Точнее, предзнание.

– Нельзя ли подробнее? А то, признаюсь, у меня даже мурашки по спине побежали…

– Каким-то образом я знаю, что события скоро пустятся вскачь и захлестнут тебя – настолько, что тебе будет не до глубокомысленных диалогов со вторым срезом твоей души… или твоей первой производной… со мной, короче. А затем произойдет некий качественный скачок, и я стану тебе не нужен… точнее, ты поглотишь меня, как и свое третье "я", и все остальные, о которых пока можешь только догадываться. Меня это и радует, и огорчает одновременно… Такие чувства могла бы испытывать мыслящая гусеница перед превращением в куколку.

– Куколка затем, как правило, превращается в красивую бабочку, – заметил Зоров.

– Поэтому я и говорил о радости. Но, как мне кажется, ты хотел потолковать о другом.

– Даже не знаю теперь… Слово "последний" настроило меня на минорный лад.

– Ерунда. Начнем с того, что мое мнение не есть истина в последней инстанции. Не исключено, что я ошибаюсь и нам предстоит еще множество приятных диалогов. О чем ты хотел поговорить? О том, что произошло после возвращения с Земли?

– Да. И особенно – о разговоре с членами Круга. Пожалуй, тогда я пережил самое большое потрясение в жизни.

– Уверен, не последнее. У тебя еще все впереди, как в песне поется. Но что же из услышанного поразило тебя больше всего?

– Трудно даже ответить однозначно… Пожалуй, история Августа Кауфмана и его поразительное "Завещание". Как физика, меня захватил рассказ Эйфио о Мак-Киллане и его теории. Ибо если она верна, то является самым грандиозным достижением человеческого разума за всю историю существования нашей цивилизации. Кауфман и Мак-Киллан! Два таких ярчайших гения – и их загадочная гибель, от которой веет холодком потустороннего, как и от зловещего словосочетания "фактор Кауфмана"… Ты знаешь, он ведь и меня коснулся.

– Знаю. Ты – значит, и мы все, твои производные, – был на волосок от смерти.

– Ничего, Вяз, прорвемся. Против лома нет приема, окромя другого лома, как говаривали мои предки. Плохо только, что о грозящем ломе почти ничего не известно. Хуже всего, что не знаешь, в чьих руках этот лом…

– А вот это тебе, уверен, предстоит выяснить на Планете Карнавалов. Так сказать, конкретно. Потому что в общем виде суть явления под названием "фактор Кауфмана" должна разъясняться в теории Мак-Киллана.

– Не сомневаюсь, милый Вяз. Вот только теория не дошла до нас, в силу все того же злополучного "фактора".