Александр Соболь - Все цвета радуги

– Ладно, ты тут отдыхай пока, а я на объект слетаю. – Дорохов махнул рукой и заспешил к синему гравиплану с ярко-оранжевой эмблемой “Службы оперативного устранения опасностей”, как официально именовались “чистильщики”.

Зоров машинально кивнул и неторопливо подошел к краю неглубокого распадка, по дну которого протекал журчащий ручей. Неожиданное воспоминание все никак не выпускало из плена, и он вдруг с удивлением понял, что и сам не торопится вырываться. Он сел на траву и, полузакрыв глаза, прислушался к внутренним ощущениям. Прошлое вставало перед внутренним взором рельефно и ярко, перенесенные события вспоминались с беспощадной проницательностью (вот только им ли пережитые? или не им? – вот чертов вопрос, из тех еще…).

А призрачный корабль воспоминаний все дальше и дальше уносил его от этих мест и времен.

Ретроспекция l. Взгляд назад.

Когда-то, на картах двухсотлетней давности, вычерченных разведчиками-спелеологами великих марсианских пустот, пещера эта была изображена и имела свой собственный код в системе карстовых пещер Большого восточного каскада. На картах же более поздних пещера отсутствовала, как и ее код в файлах компьютерных систем вплоть до самых закрытых. Подходы и пути к пещере были замаскированы самым тщательным образом, сама она охранялась неприступным коконом гравитационно-пространственной защиты, и доступ в нее до недавних пор имели только два человека: начальник ОСК Гордон Чалмерс и его “теневой заместитель”, руководитель ГСПО ОСК Герман Ли Фунг. В пещере находился бункер с автономным энергоснабжением и замкнутой системой жизнеобеспечения двух человек, хотя главный обитатель бункера в ней как раз и не нуждался. Ибо был это суперкомпьютер одиннадцатого поколения класса “ИИ” (“Искусственный интеллект”) по имени Сократ, и как раз с его помощью хитромудрый Ли Фунг разрабатывал стратегические операции ОСК. О существовании бункера знал еще лишь председатель ВКС – в силу занимаемой должности; однако он никогда не вникал в узкоспецифические детали деятельности этого сверхсекретного объекта.

Мертвая тишина, царившая в бункере, нарушалась редко: Чалмерс лишь эпизодически посещал обитель Ли Фунга и Сократа, а сам хозяин, по древним обычаям Востока, был тих и беззвучен, как тень или призрак. Лишь в зале энергоблока ухо могло уловить тихое урчание генераторов гравитационного резонанса и характерное шипение каскада силовых преобразователей.

Но вот однажды все здесь изменилось, как по мановению волшебной палочки. Рядом с каютой Ли Фунга роботы-монтажники установили еще две точно такие же, но набитые всевозможной медицинской аппаратурой (в том числе и психоволновой). И вместе с начальником Группы стратегического планирования операций ОСК в бункере поселились еще двое…

Нельзя сказать, чтобы Герман Ли Фунг был доволен этим обстоятельством, одиночество и тишина устраивали его гораздо больше, но интересы дела он ставил превыше всего, и он сам предложил Чалмерсу разместить этих двоих здесь – единственном месте в Солнечной системе, безопасность которого он мог гарантировать в максимальной степени (хотя, увы, и не на сто процентов – таких мест не существовало даже в теории). Не весьма устраивало Ли Фунга (да и самого Чалмерса) определенное понижение степени секретности того, что происходило отныне в бункере. Целых девять человек – в разной, правда, степени – были осведомлены о событиях в потайной марсианской пещере. А находились там теперь доставленный с Планеты Карнавалов и пребывающий в состоянии глубочайшей депрессии и психического надлома Александр Георгиевич Зоров и ответственный работник ОСК, врач и психоаналитик Андрей Владимирович Троекуров. В задачу последнего входило выведение Зорова из тяжелого психологического кризиса и преодоление его последствий.

– У вас архиважная задача, Андрей, – сказал де Виньон, напутствуя Троекурова. – Любая человеческая жизнь бесценна, но, как верно заметил мой великий соотечественник, писатель и пилот Антуан де Сент-Экзюпери, “мы всегда поступаем так, словно в мире существует нечто более ценное, чем человеческая жизнь…” К сожалению, и в веке XXIV мы поступаем так довольно часто, хотя твердим об абсолютной ценности человеческой жизни. Так вот, по отношению к жизни Александра Зорова так поступать нельзя. Никому и ни при каких обстоятельствах. Зорова надо уберечь какой угодно ценой. Подчеркиваю – какой угодно. Ценность его жизни выше моей, Ли Фунга, вашей, Круга Шести, всего ВКС… Она соизмерима лишь с ценностью жизни всей нашей цивилизации. Вы поняли меня, Андрей?

Троекуров смятенно кивнул, невольно размышляя, что же за пациента подкинула ему судьба. Задача, изложенная шефом, оказалась не только архиважной, но и архитрудной. Зоров упорно не мог (или не желал) выйти из своеобразного, никогда ранее учеными-медиками не наблюдаемого состояния, которое Троекуров назвал “психоэмоциональным коллапсом”. В отличие от других подобных терминальных состояний вплоть до летаргического сна, мозг Зорова оказался наглухо заблокирован для прямого или косвенного психозондирования всех видов. Обратная связь на любые психоволновые воздействия равнялась нулю – все будто в самом деле проваливалось в “черную дыру” коллапсара. Мощнейшие ментаскопы, нидл-зонды и кат-сканеры (от англ. needle – игла и cut – срез) фиксировали лишь своеобразный “белый шум”. Но промелькнувшее было вначале предложение о полном стирании информации из мозга Зорова тот опроверг весьма эффективно. В первый же день своего пребывания в бункере он открыл глаза и окинул коротким взглядом окружавшую его психоволновую технику, после чего та немедленно задымилась и вышла из строя. Сидевший за пультом Троекуров почувствовал мгновенное резкое головокружение и странное, крайне неприятное сосущее чувство в голове. Затем явственно услышал:

– Андрей, не занимайтесь ерундой. Передайте всем, чтобы меня оставили в покое. Иначе я сожгу, к чертовой матери, весь бункер.

При всем при том звукозаписывающая аппаратура (она уцелела) ничего не зафиксировала. Объяснение могло быть только одно: Троекуров услышал мысленную речь Зорова.

Он доложил об этом Чалмерсу и де Виньону, приведя Круг Шести в состояние тихой паники, и стал просто наблюдать. Хотя и наблюдать-то было практически нечего: Зоров спал (или лежал с закрытыми глазами), сутками не меняя позы. Весьма загадочно выглядел тот факт, что Зоров не употреблял воды и пищи и что его организм обходился без естественных отправлений. Робкая попытка Троекурова ввести питательную смесь искусственно родила очередное категорическое мыслесообщение:

“Я в этом не нуждаюсь. Повторяю, оставьте меня в покое”. Пробовал Троекуров что-то говорить, задавал какие-то вопросы – все это Зоров просто игнорировал. Он явно не желал вступать в контакт.