Евгения Панасова - Стрела цвета радуги

Всё в этом мире решено за нас
В пространстве от рождения до смерти.
Зачем же муки выбора, ответьте?
Ведь пешки мы в чужой игре на час.

Песчинки мы в неведомых часах,
Подчинены закону мирозданья.
К чему тогда и радость, и страданье,
Когда игрушки мы в чужих руках.

Мы мним себя творения венцом,
А сами лишь мельчайшие частицы,
А сами лишь начало той страницы,
Что до конца исписана Творцом.

Но крохи золота видны среди песка,
Фигурой пешка станет на краю доски,
И человек живёт законам вопреки,
Когда он сам – творец,
когда он сам – строка.

На мои стихи не будет песен,
Сколько раз пытались ― всё напрасно.
Сердцу в рамках песни слишком тесно,
И оно смириться не согласно.
Разве могут строгие размеры
Взлёт воображенья ограничить?
Ритм для песни ― и закон, и вера.
…Только чувства часто аритмичны.
Песня чересчур строга к поэту ―
Музыке меняться не прикажешь:
Лишь припев меж близнецов-куплетов.
Между строф моих полжизни ляжет.
Три строки мои полсмерти вместят
Иль надеждой душу отогреют…
На мои стихи не будет песен.
Пусть. Но я об этом не жалею.

Я исчезну без следа ― как вода.
Как огонь, оставлю пепел ― на час.
И растаю в облаках навсегда,
И оставлю только несколько фраз.

И останусь ― только несколько строк,
До тех пор, покуда память хранит.
Стану мягче, легче, чем ветерок,
И застыну ― монолитом ― гранит.

Скрыв от глаз чужих всё, кроме души,
Только душу ― да и та не видна ―
Я оставлю, путь земной завершив.
Я останусь ― днём на небе ― Луна.

Мне сегодня вдруг захотелось
Не во сне, ― наяву, ― летать.
Чтобы воздух разрезать телом,
Чтоб комету за хвост поймать,
Чтобы с ветром, да к самым звездам…
И к окошку манит Луна,
Позабыть велит о серьёзном,
Посмотреться в стекло окна.
Чтобы звёздный подсказал свет:
Отражения в стекле ― нет…
И смотрю я, глазам не веря,
Ведь такого не может быть!
Ночь для Сказки открыла двери.
Я хочу обо всём забыть,
О стеклянную гладь разбиться,
И, пройдя сквозь проём окна,
В темноту лететь, словно птица,
Так, чтоб ветром душа полна.
Мне пора. Я ухожу прочь:
Сквозь оконное стекло в ― ночь.

Однажды пришлось мне, забыв о покое,
Задаться вопросом: а что я такое?
Созданье без возраста, странной морали,
Сплошным исключеньем из всяческих правил.

Кому-то мечта, для кого-то игрушка,
Для многих ― диковинная зверушка.
Кому-то я стала родною сестрою,
Кто видит пантеру, готовую к бою,

Кто знает, что мне все дороги открыты,
В глазах моих ― всё, что когда-то забыто.
От шалого ветра ничто не спасает.
…А кто-то со мною по свету летает…

Порою крестьянка, порой ― королева,
Бываю кокетка иль строгая дева.
Порою нежна, а порою жестока,
Но я никогда не была одинокой ―

Девчонка с раскрытыми настежь глазами
И ведьма с распущенными волосами,
Созданье, в котором смешались все краски,
Созданье, что вышло из сна или сказки.

Я сделана просто: с огнём и водою
Во мне перемешаны воздух с землёю,
Я ― плод непонятной вселенской ошибки,
Созданье из детской открытой улыбки,

Я всем и во всём ежечасно рискую,
Хоть кто-то не верит, что я существую.
Пусть кто-то не видит, не верит, не знает ―
От шалого ветра ничто не спасает…

Да, я не похожа на то, к чему ты привык.
Совсем не-привычная, не-формат, не-такая.
Ты пытался понять, но так до конца не вник,
Не сумел разобрать, чего же во мне не хватает?

Завершенности? Да, я очень люблю тире.
Я люблю многоточие – дальше додумай сам.
«Завершенность», «точка», «конец» —
в моем словаре
Этих слов просто нет. Но место есть – чудесам.

Постоянства? Но я постоянно себе верна!
Да, я непредсказуема – ну так и что с того?
Как меняется каждый миг морская волна,
Как всегда неизменно этой волны естество.

Я живая, я женщина! Не посчитать, не учесть,
Не загонишь в таблицы,
в границы шаблонов строгих.
Я просто есть. И я такая, как есть.
И ты знаешь – кому-то и этого даже много.

Мой чай остыл, и мой не съеден хлеб.
И заждалась кровать, еще не смята.
А я сижу и жду… чего? – заката,
Хотя закат погас уже давно.
Но я сижу и жду, мой вид нелеп,
И нехотя, с улыбкой виноватой,
Я превращаю горький чай в вино.
Я как ребенок с детскою игрой,
Как шарики, легко катаю буквы,
Чтоб с легкостью, для взрослых недоступной,
Потом составить замок или дом.
И я составлю замок, и другой…
Но что за этой легкостью минутной —
Едва ли я сама пойму потом.

Я – сильная. Я
Не имею права
Плакать…

Чёрт бы побрал всю эту рефлексию
интеллигентскую,
Все эти песенки декадентские
и слёзы детские,
Все метания эти пустые душевные,
все сомненья,
Показные прошения о прощении,
сожаленья,
Эту водку и этот дым сигаретный,
графоманию,
И бессилие, коему ищем ― тщетно! ―
оправдания…
Но на всю эту мерзость и в адском пламени ―
нет огня.
Черт побрал бы всех вас, друзья мои!
И меня.

Признаться в любви тебе? Никогда!
Уж лучше сгореть в огне без следа
Или других целовать, не любя,
Навеки душу свою губя.
Уж лучше терпеть все муки ада,
Чем вынести тяжесть этого взгляда.
Признаться в любви ― тебе? Ни за что!
Меня убедить не сможет никто.
Ни вздохом не выдам тайну мою,
Ведь ты мне и сам не скажешь: «Люблю».
Ну что же, ты горд. Но и я горда.
Признаться в любви тебе?! Никогда!