Пётр Волкодав - Перекрёстки богов

— Срубить мачту?

— Сынок, я двадцать лет в морях, — ответил Нои, надевая Егору прибор видения.

— У нас, правда есть шанс? — Егор похолодел от обилия зубчатых шпилей.

— Есть господь Гор. Нам нужно всего навсего при боковом ветре, точно выйти в заданное место. При том вся команда должна будет действовать как один. Тебе тоже придётся отправиться туда. Только слаженная работа может освободить нас от мачты и принадлежащих ей снастей.

— Сколько у нас будет времени, капитан?

— Около шести минут. Правильно упавшая мачта развернёт посудину судно в нужное нам направление и лишь тогда мы сможем проскочить два ряда слоновой расчёски.

— Тогда объясни мне основные действия и я отправляюсь к ребятам, — Егор выслушал последовательность операций решительно выстегнул карабин и, покачиваясь пошёл к лесенке. Остановился и, обернувшись, крикнул: — Если мы пройдём эту слонову расчёску, то я обещаю тебе место пилота на звёздном корабле.

— Хм, — забурчал Нои: — место пилота звёздного корабля. Неплохо, конечно, да и Сани я пригласил бы на экскурсию к звёздам, но, но нужно ещё пройти здесь… Иди, сынок.

Однопарусник уходил и проваливался в бездну, которой никогда не будет дна, но дно всё же было: зубья донных гребней угрожающе разинули пасть. Кливер перестал хлопать и запел симфонию в такт исчезнувшей бури, бушевавшей, казалось в самих небесах. Пространство хаоса, в разинутой пасти которого летел однопарусник, закручивало веероборазно гигантские валы лязгало, пытаясь догнать и раздавить горстку букашек, ведущих совсем не игру виртуальных множественных смертей и бонусов, в редкие паузы затишья, давало возможность перевести дух и хлебнуть спасительный глоток воздуха. В эти мгновения и Егор и команда оглядывались на капитана Нои, намертво впаянного у рулевого колеса и неизъяснимым чудом находящего проходы в кипящей озлоблённой на людей стихии, где Посейдон, в неописуемой ярости взбивал стихию трезубцом и тешился потугами букашек, бросивших вызов самому богу водной стихии. Егор скоро перестал соображать, став автоматом, безупречно исполняющим молчаливые приказы соседа-партнёра. Сколько прошло времени, он уже не знал. Возможно, в этом океане он и родился и всю жизнь преодолевал сопротивление бесноватой и необузданной стихии. Сполохи змей-молний полосовали мглу и одна из них дотянулась щупальцами к мачте, с треском пробежавшись играясь с реям и снастями, подняла слипшиеся волосы, свёв судорогой члены и ушла к Посейдону. Гром полосонул, разрывая перепонки и наступило затишье. Обманчивое затишье, сопутствующее и предшествующее апогею и квинтэссенции — последнего штурма позиций, когда на гребне исчезнувшего страха перед реальностью, возникает совсем иное и непередаваемое единение со всем миром и гармонии, когда сам человек становится элементом той самой стихии и самой стихией и парит, скользя на гребне мироощущения и становится частью легенд и самой легендой.

Капитан Нои, невероятным образом удерживаясь на месте, поднял фак — сигнал к действию и отшвырнул: моряки единым организмом ринулись к исполнению самой ответственной задачи. Четыре фигурки на баке — самых сильных, застыли спринтерами в ожидании отмашки судьи к финальному старту. Если не заладится, мачта рухнет в их сторону. Обрублены страховочные канаты, а карабины встёгнуты в загодя закреплённые в настил палубы металлические кольца. Обрублено всё не основное и подхвачено стихией. Если кого зацепит падающая лиственная мачта, или обовьются змеями канаты и обрывки, то тут уж сам Тон не сможет помочь. Обрублены, соединения рей и они уносятся во мглу. Там, на мачте — самые и самые ловкие и умелые и именно от них зависит первый этап. К удивлению Егора четверо смельчаков заправски съезжают к палубе по канатам, рискуя сорваться и улететь в клокочущую бездну. Один из канатов обрывается и матрос, выделывая невероятные кульбиты, оказывается за бортом и когда кажется, что всё, его фигурка, невероятным образом держащаяся на узле каната срывается. Судно кренится и некогда помочь: нужно рубить мачту. Осталась голая мачта с трепещущими обрывками верёвок и канатов и четыре продольных растяжки. Неизъяснимым чудом моряк избегает столкновения с мачтой, но канат по круговому маятнику делает оборот вокруг обеих растяжек к корме. На втором обороте вокруг растяжек, раскачивающийся моряк отталкивается и хватается за соломинку — обрывок верёвки на мачте. Егор хочет помочь, но нужно рубить. Напарник Егора вгоняет топор и снова чудо — не потеряв равновесия на катке палубы дотягивается до несчастного, ухватив за руку. Их обоих отбрасывает к самому борту, но напарник Егора опять на высоте. Однопарусник кренится в нужную сторону, будто кто-то невидимый решил помочь и моряки проехав по палубе оказываются рядом.

— Рубить! — врывается в сознание крик Нои и Егор рубит, вкладывая всю силу и даже больше. Крен судна становится больше и скоро оно ляжет на бок. Это именно то, о чём предупреждал капитан. Егор с остервенением продолжает и вот уже рядом с ним напарник. Второй сжимает сломанную ногу, но в его взгляде нет ни боли ни страха: удивление тем, что ещё в царстве Тона. И вот тут раздается слабый треск, но его слышат и носовые и кормовые и моряк у правого борта, где осталась единственная растяжка. Его топор, одновременно с носовыми перерубает связывающие нити и тогда Егор бросается на палубу, ближе к основанию мачты успевая схватить несчастного за полу куртки. В сантиметрах от них проносится комель мачты. Снова два удара топоров. Мачта, развёрнутая стихией сносит позади палубную надстройку и исчезает, но перед этим сносит рулевое колесо с кронштейном.

— Держитесь мужики! — Капитан Нои рядом и это кажется фантастикой: соединяются отрывочные слова. Судно выравнивается и его нос смотрит прямо вверх. Вверху-впереди — нависли кривые зубья "расчёски" Слона.

— Нои, ты жив! — вскрикивает радостно Егор. Шторм и буря бушуют во всех направлениях, переворачивая сотенноттоные валы, но не здесь: впервые за время бури приходит тишина. У самого носа копошатся в немыслимой быстроте четыре фигурки, среди которых и Сол. Офицер Сол удерживает с напарником удерживают бревно, уже вставленное в бушпритные пазы. Двое остальных увязывают и закрепляют бревно таким образом, чтобы когда то, что было одномачтовиком, коснётся носом правого борта отточенного стихией лезвия зубца расчёски Слона, это бревно смягчило удар и на какие-то дюймы сдвинуло нос беспомощной посудины влево… Мир сжимается до этого узкого прохода и кроме него всё — просто не существует. Когда до зубьев подать рукой, все четыре моряка прыгают с бака на палубу и скользят к остову мачты — полуметровому расщепу — самому безопасному месту. Сюда же устремляются и остальные члены команды. Остаются на местах только кормовые: им это сделать не под силу из-за наклона палубы.