Леонид Смирнов - Офицерский мятеж

Начальник БЧ-шесть мысленно попрощался с женой и сыновьями, попросил помощи у всемогущего Аллаха, а затем последовательно, с одинаковой силой стал нажимать на черные кружки. Рейдер скакнул…

Скакнул он не в адское пламя, но и совсем не туда, куда мечтали запустить его Бульбиев и Шамраев.

Вокруг светили чужие звезды. Теперь надо было определить свое местоположение. Делать это пришлось с помощью переносного компьютера, ведь корабельные погибли вместе с корветом.

Рейдер остался в пределах Млечного Пути, очутившись в ста десяти парсеках от ближайшей юнитской планеты — Нового Орегона. Семен Бульбиев не решился на новый прыжок — вряд ли повезет дважды подряд.

Ну вот определились — дальше что? Тахиограмму на базу не послать, почтовые голуби тоже закончились.

Своим ходом, даже если понять, как работают чужие плазменные движки, не дойти и за тыщу лет. Дожидаясь чудесного спасения, можно торчать в этой глуши до морковкина заговенья. Единственный плюс: над душой больше не висят неприятельские фрегаты, и, значит, появилось время, чтобы поковыряться в хаарской жестянке.

Аварийный запас в десантных катерах и спасательных шлюпках был рассчитан на две недели дрейфа. С учетом потерь личного состава, воздух и воду можно растянуть на шестнадцать суток. Зато питательных таблеток хватит на полгода. Выходит, первейшая задача Бульбиева, который принял командование, — добыть на рейдере чистый воздух и воду. Или, что одно и то же, запустить систему очистки выдыхаемого воздуха и регенерацию собранной в скафандрах мочи и пота.

Емкостей с водой или содержащей воду жидкостью сканирование рейдера не обнаружило. Имевшийся в его помещениях воздух улетучился еще при захвате. После самоубийства хаарского экипажа регенерация воздуха прекратилась. Восстановить ее (равно как и очистку жидкости) было ничуть не легче, чем овладеть гипердвижком и системой наведения. А посему каплейт Бульбиев решил не отвлекать корабельного кибернетика и механика от главного дела.

Старпом поглядел на своих ребят, и ему представилась жуткая картина: младший лейтенант Пупырский и лейтенант Левкоев вкалывают не покладая рук, а остальные — шляются по «Улитычу», поют заунывные песни типа «Напрасно старушка ждет сына домой» и режутся в контрабандно пронесенные на рейдер карты.

Чтобы дисциплина не рухнула и не утянула личный состав на дно, каплейт Бульбиев заставил военморов нести вахты, отдыхать строго по расписанию и проводить политзанятия. Те, кто посмел возмутиться, пошли в наряд первыми.

А что же капитан-лейтенант Сухов? Он так и не пришел в сознание. Его индивидуальный боевой модуль был исковеркан взрывом и разгерметизирован. Обломок хаарского катера сломал каплейту четыре ребра. Скафандр его порвался с правого бока, и автоматическая заклейка опоздала — командир «Джанкоя» успел обморозиться и сильно обжег легкие. Дело усугубляла полученная при взрыве баротравма и тяжелейшая контузия. Попади он сразу в стационар, его бы подняли на ноги за три дня, включая психологическую реабилитацию. Но на борту «Улитыча» не было госпиталя. При эвакуации начмед Лукашин захватил с собой лишь походную аптечку, а его фельдшеры и медбратья — санитарные сумки.

Поврежденные покровы и органы неминуемо начнут отмирать. Даже если не будет заражения, без трети кожи и на искусственной вентиляции легких долго не проживешь. Лукашин сделал каплейту Сухову обезболивание, поддержал уколами сердце и погрузил его в искусственную кому — так у Петра было больше шансов дотянуть до прилета спасателей.

Бульбиев все еще надеялся, что Пупырский и Левкоев научатся управлять рейдером. Но чем дольше они возились с командными системами, тем меньше понимали, что к чему. Запутаться было немудрено: хаарская логика оставалась тайной за семью печатями. Одно и то же действие порождало разные последствия, и нельзя было понять, что к чему. Непредсказуемость хаарской техники бесила. У людей опускались руки. А время утекало…

Однако экипажу «Джанкоя» крупно повезло. На одиннадцатый день дрейфа рейдер обнаружила курьерская яхта «Либерти», которая везла спецгруз из Нового Орегона губернатору Новой Швейцарии. Аварийные передатчики состыкованных с хаарцем спасательных шлюпок подавали сигнал «SOS», и он был услышан на яхте.

Из соображений безопасности правительственная яхта имела право пройти мимо, и все же ее капитан решил остановиться и забрал тяжелораненых. За хаарским рейдером и остальной командой «Джанкоя» с ближайшей базы Четвертого флота вышла группа быстроходных кораблей.

Очнулся Петр Иванович Сухов в военном госпитале на Новой Мальорке. Доставили его сюда слишком поздно. Обожженные взрывом и обмороженные космическим холодом ткани лечению уже не поддавались — пришлось выращивать для каплейта едва не половину тела.

Врачи регенерировали кожу на правой руке и ноге, на правом боку, шее и лице, включая ухо и губы. Еще Петру пришлось пересадить легкие, роговицу и хрусталики обоих глаз. Эти органы были выращены из его собственных клеток, заранее взятых и хранящихся во флотском банке органов.

Военмор лежал в саркофаге-регенераторе, который лишь с большой натяжкой можно было называть госпитальной койкой. В его изголовье было вырезано прозрачное окошко, через которое очнувшийся пациент мог смотреть на склонившихся над ним врачей и голый потолок.

Палата у Сухова была отдельная, с затемненными окнами. Вдоль стен ее стояли белые металлические шкафы, от которых к саркофагу тянулись шланги и провода.

В покое военмора не оставляли ни на день. Раненого подолгу допрашивал начальник контрразведки Белой эскадры кавторанг Ли Сын Хо. Это был низкорослый, жилистый кореец с бритой головой, узким, морщинистым лбом и колющим взглядом глубоко посаженных глаз. Щеки его были покрыты пятнами от давних ожогов.

Он приходил каждое утро и в перерывах между процедурами вел нескончаемые допросы, пока в палату не врывался взбешенный главврач и матюгами не гнал корейца вон. Кавторанг подчинялся и молча уходил восвояси. И не мстил за свое унижение. Во всяком случае, неприятностей у военврача не было.

Вопросы Ли Сын Хо задавал вроде бы самые разные, но смысл их сводился к одному: не нашел ли кто-то из экипажа на вражеском корабле что-нибудь непонятное, удивительное, ценное? Не утаил ли это нечто от командования эскадры? Не припрятал ли на одном из катеров или шлюпок? И не выбросил ли за борт из страха попасться?

Сухов отвечал, постепенно теряя терпение. Отвечал, что во время захвата рейдера был на «Джанкое». А попал он на хаарца в полной отключке и ничего там не видел и не слышал. Но экипажу своему он верит безоговорочно.