Александр Зорич - Пилот на войне

Дублировано начальнику штаба контр-адмиралу Тылтыню.

Информационная записка.

Вынужден доложить, что 95-я дивизия МП, которая проходит боевое слаживание в настоящий момент, получила по накладным со складов устаревшие штурмовые винтовки «Зиг-Зауэр» SSG-78. Во-первых, заявка на отечественные автоматы А-98 «Алтай», поданная ранее, не выполнена. Во-вторых, в комплекте с «Зиг-Зауэрами» дивизия получила 5-мм пули, в то время как швейцарские винтовки имеют калибр 5,5 мм. Т. о. в настоящий момент все стрелковые части дивизии практически небоеготовы, что я расцениваю как преступную халатность на грани диверсии.

Приказываю снять с должности начальника отдела снабжения укрепрайона «Глетчерный» подполковника В.Р. Богородского и главного интенданта системы С-801 полковника Б.В. Трушевского. Дела передать в Особое совещание военного трибунала.

— Румянцев! Андрей!

— Колян!

— Никогда, никогда не называй меня «Колян»!

Самохвальский на горизонте!

А это я, ваш покорный слуга, иду себе по улице Города Полковников, никого не трогаю. Небо темное, потому что глубокий вечер, а освещение не работает из-за режима светомаскировки, даже окна не горят — тотальное затемнение.

Шагаю из Центрального госпиталя, где мне по направлению с «Трех Святителей» чистили печень от милленина. Отдача от недолгого, но плодотворного общения с врачами-оборотнями «Эрмандады», их психосканером и тетратаминовой инъекцией. А это такая дрянь, что сама по себе из организма ни за что не вылезет. Раз засела — и на всю оставшуюся, с непредсказуемыми последствиями.

Учитывая нагрузки истребителя, рано или поздно может случиться, например, цирроз. Излечимо, но сильно нежелательно. Короче говоря, меня напугали, и я каждый день таскаюсь в госпиталь. Потому что на «Святителях» нет соответствующего оборудования.

И вот: темнота, снег хрустит под сапогами, я соплю в «дышарик» и поминутно оскальзываюсь. Восстанавливаю равновесие, матерюсь. Устал, хочется спать и жрать. До капонира на Глетчерном шагать еще долго, так как служебный монорельс на профилактике, а машину поймать в такой час почти нереально.

Я объяснимо злюсь и нервничаю.

— Твою мать! — зло выругался я, когда сослепу опять поскользнулся.

В этот момент меня громко окликнул знакомый, очень знакомый голос:

— Румянцев! Андрей!

Вот так и вышло, что посреди темной улицы обнимались два пилота: я и Коля Самохвальский. Мы уже виделись, но несерьезно, мимоходом. А тут разбежались, сшиблись, аж снег полетел с одежки. Интересно, как он умудрился меня засечь в такой-то темноте?

— Ты что здесь делаешь? — спросил я, когда мы вдоволь нахлопались по межлопаточным областям наших организмов.

— Не поверишь: я заблудился! — ответил Коля и в темноте сверкнули все его тридцать два зуба. Улыбается, значит.

Он здорово похудел и осунулся за время нашей разлуки, о чем я ему и сообщил.

— На себя посмотри, товарищ Российская Директория! — отшутился тот, никогда не лезший за словом в карман.

— Ладно. Сообщаю: мы сейчас на углу 3-ей Пехотной улицы и Московского проспекта. Тебе к нашему корыту? — я указал пальцем пеленг.

— Именно! Ты меня спас. Я ж с Глетчерного не вылезаю, а тут выбрался на променад… Пора домой к папочке Готовцеву, а монорельс закрыт. Ни одного мобиля. Ну и пошел пешком. — Коля застенчиво почесал затылок и я обнаружил, что он в парадной фуражке, отчего уши синие-пресиние, ибо температура за бортом совсем не курортная.

— Коля, ты что, девушку себе нашел? — Спросил я, отстраняясь.

К фуражке прилагалась парадная же шинель, наглаженные брюки, штиблеты — не самый лучший вариант при таких-то погодах! Самохвальский вкусно пах, что ощущалось даже сквозь кислородную маску, а глаза подозрительно блестели. Куда в таком виде можно ходить в Городе Трех Звезд?

К начальству. Или по бабам.

— А чему ты удивляешься? — Пожал плечами Коля и потер уши.

Мы зашагали по Московскому проспекту. Ближе через Пехотную, но на проспекте сохранялся неиллюзорный шанс поймать попутку.

— Как чему удивляюсь?! Я тебя вообще не могу представить в обществе… ну это… лучшей половины! Не в том смысле, что вообще, а в том… короче, ты ведь убежденный холостяк!

— А кто тебе, товарищ Румянцев, сказал, что я от дамы, а? — Коля хитро прищурился.

— Ты!

— Ничего похожего! Я спросил, что тут удивительного: молодой здоровый мужчина, без особых вредных привычек, познакомился с девушкой. Но я не говорил, что я герой этого сценария. — Самохвальский, как обычно, был велеречив, не запинался и выражал мысли логически выверенными категориями.

Я махнул рукой, точно пробивал ему подзатыльник.

— Уел, черт!

— Это элементарно! — Николай засмеялся, но как-то с натугой, не от души. — Учебник «Основы логики», Воениздат, 2565 год.

Я удивился. Не тому, что Коля помнит такие жизненно важные подробности, а его вымученному смеху. Не таким, не таким я его помню!

Мимо проплывало приземистое здание… казармы, что ли? В перспективе из темноты выступили контрфорсы НИИ Экологии Глубокого Космоса. По крайней мере, бронза при дверях сообщала такое название. А что там было на самом деле? Не мой уровень доступа.

— А серьезно, Коля, как с личным и безналичным? Вот ты теперь Герой России, не пора ли невесту найти? А то такой генетический материал пропадает!

— Ну… да чего там… — Самохвальский засмущался. — Познакомился тут… работает научным сотрудником в музее ВКС… младшим научным.

— Ого! Завидую! Как звать твое чудо?

— Имя очень необычное. Я сперва не поверил, думал, интересничает. Русколань! Русколань Алексеевна Журавская!

— Да! Богатая фантазия у родителей. Даже не знаю… тяжело с таким именем в школе.

— Наверное. Но красиво. Она и сама красивая, в самом деле на лань похожа.

— Поздравляю, Колян! — Я протянул ему руку, которую он немедленно пожал. — А знаешь, кого я встретил перед войной? У нас на Цандере?

— Цандер? — Переспросил всезнайка Самохвальский. — Система Лукреции, Тремезианский пояс?

— Ага.

— Ну и кого?

— Одну симпатичнейшую брюнетку. Зовут Исса Гор. К нам клоны на станцию в гости прилетали — визит дружбы, мать их. Так вот, там на банкете на меня вырулила эта чаровница. О тебе упоминала, и… Ты чего, Колян?

Коля внезапно осунулся. Даже, вроде, стал как-то меньше ростом. Отвернулся от меня, втянул голову в плечи и зашагал быстрее.

— Ты чего? — Повторил я, чурбан бесчувственный, соображая, что явно спорол лишнее.

— Я ее знаю, да. Исса Нади Дипак Гор. Она невеста, официальная невеста Сашки Пушкина.

Вот я болва-а-ан! Надо ж такое ляпнуть, а?!

— А Пушкина, видел, из списков пропавших без вести убрали. — Продолжил Коля. — Сегодня с утра смотрю: на стенде бумажка с погибшими. И там Сашка.