Алексей Бобл - Астронавты. Отвергнутые космосом

Та покраснела. Опустила голову:

— Понимаю.

— Такого языка ведь нет, — тихо сказал Живых. — Ливанского.

Она кивнула, пряча от него глаза.

— Опа, — сказала Бой-Баба. — А какой есть?

— Арабский, — еле слышно сказала Тадефи. — Письменный язык — это классический арабский. Его все понимают: ливанцы, марокканцы, все. Кто с образованием, конечно.

— И ты понимаешь? — в голосе Бой-Бабы было уважение.

Тадефи опустила голову еще ниже:

— Да.

Дядя Фима поднялся. Просунул руку в задний карман и вытянул оттуда темно-синюю книжицу с золоченым арабским завитком на задней обложке.

— Вот и славненько, — произнес он. — Значит, не надо мне в сеть выходить и знатоков искать. Ведь черт его знает, что он тут понаписал… может, и не надо посторонним этого знать вовсе.

Вскинув глаза на Тадефи, он резким движением толкнул книжечку через стол к девушке и приказал:

— Читай!

Тадефи водила пальцем по строчкам, справа налево, и шевелила губами.

— Слова-то знакомые, — объяснила она, — а вот произносятся они по-другому. Ведь в арабской письменности нет гласных букв, поэтому все народы произносят те же самые слова по-разному. На ливанском наречии «солнце» — это «шамс», а мы в Марокко говорим «шимс». А в других арабских странах говорят «шомс» или «шумс».

— Но общий-то смысл понять можно? — не выдержал Живых.

Девушка еле заметно улыбнулась ему и кивнула.

Затем Тадефи принялась переводить вслух, переворачивая тонкие страницы с золотым обрезом. Каракули были отрывочными — краткие записи для памяти. Многие из них были перечеркнуты в знак того, что запланированное дело выполнено или отменено. Да и дел своих Рашид не описывал: время и место встречи, название кофейни или ресторана, изредка географические координаты — больше он ничего не упоминал. Иногда краткая характеристика того или иного человека, чаще всего порочащая: подготовка к шантажу.

— Дат здесь нет, — сказала Тадефи, оглядывая страницы.

— Конечно нет, — подтвердил дядя Фима. — И имен, если заметили, тоже. Он не дурак, твой Рашид. Потому и дожил до таких лет. В наркобизнесе это редкость, они к тридцати годам либо завязывают, либо садятся на пожизненное, либо начинают пробовать товар на себе — а это, братцы, самый худший конец для наркодилера.

— А координаты при чем? — спросил Живых.

Дядя Фима взял книжечку у Тадефи из рук и отставил ее подальше от глаз, прищурившись:

— То же самое. Если проверить, я уверен, что это координаты пустынных пляжей на средиземноморском побережье. Испания, насколько я помню земную географию, — он отдал книжицу Тадефи и благодарно кивнул. — Координаты мест, куда он присылал или ему присылали, моторные лодки с товаром.

Тадефи рассеянно кивнула. Она внимательно проглядывала последние страницы.

— Вот тут что-то интересное, — сказала она. — Видно, совсем недавняя запись. После нее больше ничего нет. Я вам переведу.

Запинаясь, она принялась читать вслух:

— «С первого идиота взять нечего. Космонавты бедны, как крысы. Прощупать второго. Этому есть, что терять. Надо будет с ним поговорить. Припугнуть, что я свой человек у его начальства. Сказать, что оно поверит мне, а не ему…»

Тадефи наморщила лоб, вчитываясь:

— «Проклятье! Опять этот диабетик. Нужно быть осторожным. На корабле не так много мест, где можно поговорить спокойно». Все, — она пролистала книжечку и положила ее на стол. — Дальше ничего нет.

Дядя Фима сидел с открытым ртом, соображая.

— Ну вот, — кивнул он своим мыслям. Обвел остальных взглядом. — Теперь ясно, кого он шантажировал. Того, с кем у него общее начальство.

— То есть? — хрипло сказала Бой-Баба.

— Инспектора? — Живых поднял глаза на дядю Фиму. Тот кивнул:

— Наши черепки наконец-то собираются в картинку. Рашид решил его шантажировать, Электрия нашего. Вероятно, поэтому его и убили — и, вероятно, именно Электрий.

— И, — дошло до Бой-Бабы, — вполне возможно, что наш злополучный «диабетик» Кок стал, несмотря на все предосторожности, свидетелем их разговора. Именно это он и хотел рассказать капитану перед смертью. Тогда наш мальчик Электроник и его ухайдакал.

— А потом ухайдакали его самого… — задумчиво произнес Живых.

Охранник задумчиво погладил книжечку.

— Не очень мне все это нравится, братцы… Получается, что на корабле есть еще какой-то второй… он космонавт и «беден, как крыса».

— Ну, это про любого из нас можно сказать! — рассмеялся Живых, но тут же осекся и накрыл своей рукой ладонь печальной Тадефи. Она не отстранилась.

— И получается, братцы, — дядя Фима медленно обвел их взглядом, — что этот самый второй Электрия-то нашего и ухайдакал.

Сначала они нашли нанотестеры. Тадефи повела их к пустым отключенным капсулам консервации. По ее знаку Живых отсоединил силовой блок от капсулы, в которой спал и погиб Рашид. Когда отодвинули силовой блок, под капсулой обнаружился картонный ящик, заклеенный по швам клейкой серебристой лентой. В нем были уложены рядами коробочки. Живых сорвал с одной картонную обертку. Внутри оказался новенький, крепко закрытый оранжевый пенал нанотестера.

— А ну-ка, — дядя Фима взял у него из рук пенал, с усилием открыл. Поднес Бой-Бабе. — Оно?

На вид было оно самое — инъектор и ампула нанотестера, закрепленные в гнездах пенала. Под ними лежала сложенная инструкция — десять страниц убористым шрифтом на тончайшей бумаге.

Машинально Бой-Баба развернула инструкцию на десяти основных языках планеты. Нашла русский, пробежала. Да, инструкция к нанотестеру. Все правильно.

Перевернула листочек, посмотрела остальные языки. Вот и по-голландски есть, — узнала она отдельные знакомые слова. Хотя с чего бы — ведь голландский уж никак не мировой язык…

Она протянула листочек дяде Фиме.

— Вы ведь по-голландски понимаете? Я слышала, как вы с командой…

Тот кивнул, отставил листочек подальше от глаз и, шевеля губами, стал разбирать мелкий шрифт. Брови его поднимались все выше.

— Ну что там? — не выдержала Бой-Баба.

Охранник опустил листочек. Поднял на нее ошалевшие глаза.

— Бинго! — сказал он. Взял пенал у нее из рук и, напружинившись, сломал надвое.

Под листочками инструкций в двойном дне всех пеналов лежали пакетики с желтоватым, как пудра, порошком.

— Поэтому таблетки и разваливались, — сказал Живых, — что их на месте прессовали. Мешали со всякой дрянью и прессовали. Интересно, какая нужна доза?

Дядя Фима помахал бумажкой с инструкцией.

— Тут все написано. Какая доза, с чем мешать, как принимать. Сообразили, сволочи, что ни одна собака-таможенник по-голландски ни в зуб ногой.

Он повернулся к Тадефи. Долго молчал, прежде чем заговорить.