Евгений Щепетнов - Возрождение

Слава-Шаргион сидел в кресле, одновременно будучи и человеком, и кораблём. Процесс работы был запущен - граны уже пробивались к центральному накопителю, чтобы восстановить его, проложить каналы энергии к гравидвигателям, но главную проблему он так и не решил - как пробудить Шаргиона? Он не мог остаться в этом кресле на то время, что нужно для восстановления корабля, а без его надзора, без руководства, граны не смогут работать и снова окажутся в коме. Даже тогда, когда корабль был законсервирован на Луне, он всё равно контролировал гранов, как любой организм контролирует процессы, проходящие в нём, даже если спит. А теперь - это был не сон. Это было что-то вроде долгой, очень долгой клинической смерти. Корабль медленно умирал, и Слава подозревал, что не последнее место в этом умирании занимало то, что его Посланник оказался предателем, пославшим его на смерть. Шаргион, когда Слава направил его на прорыв, почувствовал то, что его пилот готов пожертвовать кораблём, ради каких-то своих целей, и это его потрясло настолько, что он не хотел жить.

Слава задумался - что делать? Как быть? Это громадное тело, под названием Шаргион, потеряло свою сущность, уйдя куда-то в себя, замкнувшись в своей плоти, как в тюрьме. Что он мог сделать, для того, чтобы его пробудить? Вероятно - только сходить в эту тюрьму, и поговорить с ним. Как ещё? Вот только это легко сказать, а как добраться до сущности Шаргиона, если он не желает разговаривать? Ну что же - в жизни Славы было достаточно тех, кто не желал с ним разговаривать, а ещё - пытался уничтожить всеми доступными методами. Если уж они подчинялись Славе, то наверное, он сможет как-то совладать с родным кораблём… Только где у корабля позитронный или какой-то другой мозг, в который псионик мог бы погрузиться? Нет мозга… Хммм… как нет мозга? А сам корабль? Он же живой, вот он и есть этот самый мозг! И какая разница - с кулак ли он размером, или это десятикилометровая лепёшка, ушедшая под озеро - суть-то одна.

Фактически, Шаргион гигантский живой организм, гигантский летающий мозг. Зачем ему голова, отдельный мозг - когда он и есть мозг. Если часть его повреждается, другие части мозга берут функции управления на себя - главное, чтобы сама сущность, сам Шаргион ещё существовал в этом мозге-теле.

Слава вышел из своего организма, приросшего к кораблю, и информационным облаком поднялся вверх. Потом подлетел к стене корабля и растворился в ней, как призрак.

Он оказался там, где и хотел - огромное пространство, заполненное светом. Сияет громадное солнце, испуская жёсткие, фиолетовые лучи и нагревая поверхность до кипения. Хорошо! Что может быть лучше жёсткого солнечного излучения, сытного и вкусного, греющего кожу? Под этим солнцем так приятно дремать…

Слава не мог понять - то ли это он так сросся с кораблём, что начинает думать, как он, то ли слышит мысли Шаргиона, его мечты, его сны. Скорее всего - второе…

Сосредоточившись, Слава отправил своё 'я' в поисках сущности корабля.

Мелькнуло пространство, и вот он видит стоящую посреди белой горячей металлической пустыни кроватку с ребёнком. Ему года три, не больше. Улыбается во сне - розовый, румяный, славный такой…

Слава подошёл к кроватке, и присел рядом на образовавшийся по его желанию стул. Ребёнок спал, И Славе так не захотелось его будить, что он с трудом пересилил себя и потеребил его за плечико. Мальчик нахмурился, простонал, и открыл глаза, такие голубые и сияющие, как будто в них отразилось всё небо.

- Посланник, уйди! Ты меня не любишь! Ты меня не жалеешь! Уходи! Ты сделал мне больно! - мальчик сморщился и зажмурил глаза, снова погружаясь в сон.

Но Слава не отставал, он наклонился к Шаргиону, взял его на руки и стал покачивать, поглаживая по голове. Хмурые складки на лбу мальчика разгладились, и на его лице показалась улыбка. Он снова открыл глаза и посерьёзнев, обвиняющее сказал:

- Почему ты меня не жалел? Почему ты позволил им сделать мне больно? Я так любил тебя, так доверял тебе, а ты… как чужой!

- Прости меня - сказал Слава - я не хотел тебе причинить зла. Мы с тобой ближе, чем братья, и я чувствую твою боль. Как я могу загладить свою вину, скажи? Послушай, как я переживаю! - Слава прижал голову мальчика к груди - слышишь, как мне больно, мне больно потому, что ты не веришь мне, что ты мог подумать, будто я не люблю и не жалею тебя! Это неправда! Ты мне очень, очень дорог! Понимаешь, в жизни бывают такие ситуации, когда можно принять плохое решение, и очень плохое решение. Я принял плохое, чтобы не стало очень плохо. От того, сумеем ли мы наказать наших врагов, зависели жизни миллиардов таких Посланников, как я, и таких Шаргионов, как ты. Я был обязан сделать этот шаг, и если бы ты погиб, я бы погиб вместе с тобой. Как и моя жена, которая так же дорога мне, как и ты. Мы бы погибли вместе. Но мы же выжили! Я всё-таки принял правильное решение. Ты сильно обижен на меня - что я должен сделать, чтобы ты меня простил? Скажи, Шаргион! Мне плохо без тебя, очень плохо. Я хочу, чтобы ты был со мной. Вернись, пожалуйста!

- Ты действительно любишь меня и переживаешь, что мне больно?

- Конечно. Войди в моё сознание, послушай - я готов сделать всё на свете, чтобы ты простил меня и вернулся! Я не хочу, чтобы ты умирал. Твоё тело разрушено, но я запустил процесс восстановления, соединившись с ним напрямую. Но нужен ты, потому что я не могу постоянно поддерживать такой контакт - я умру от голода и жажды. Только ты можешь наладить всё, как надо. Мы очень, очень тебя ждём! Вернись, пожалуйста!

- Хорошо, я вернусь! - мальчик обнял Славу и прижался к нему головой. Потом поднял синие глаза и с улыбкой сказал:

- Ну как я могу тебя оставить! Мой Посланник!

Пространство завертелось, закружилось, мелькнуло, и Слава снова оказался в своём теле. Его кто-то тряс за плечо, он с трудом повернул голову и увидел искажённое лицо Хагры. Она что-то говорила ему, освещаемая самодельным чадящим факелом, а Слава глупо улыбнулся растрескавшимися губами и сказал:

- А зачем тебе факел? Я сейчас вам включу свет! Да будет свет! - рубка озарилась светом, слепящим после тьму, захватившей помещения корабля после катастрофы. Плафоны наверху сияли, а под ногами мельтешились граны, суетливо подчищающие пыль и грязь. Хагра бросила горящий факел на пол, они тут же подбежали и разорвав на части сожрали палку, засунув куда-то вовнутрь своих сферических тел.

- Ты знаешь, Лерочка, я ведь наш кораблик разбудил! Он не хотел вставать, спал, а я разбудил! Теперь он не спит, хороший такой парнишка, розовый, а глазки такие синие-синие… - глаза Славы стали закрываться и он обвис в кресле.

Лера приказала керкарам, стоявшим рядом, и они осторожно отделили Славу от кресла. Из него с чмоканьем вылезали нити, которыми он был как будто пришит к креслу, оставляя в том месте, где они входили в тело, красные точки, сочащиеся кровью.