Филип Дик - Солнечная лотерея (сборник)

Механизм щелкнул. Оставшаяся часть пленки была чиста.

По тону миссис Фрост Аллан догадался, что она обратилась к нему с официальным заявлением, отражающим точку зрения Комитета. Он без труда представил себе, как будут прослушивать эту пленку в ходе расследования. Запись для протокола, да еще со страховкой. «Четыре и пять десятых дня», – подумал он. Четыре и пять десятых дня, чтобы решить, кто он такой и кем ему надлежит быть.

Он снял трубку и начал было набирать номер, но потом передумал. Звонить из агентства чересчур рискованно. Он вышел из кабинета.

– Опять уходите, мистер Перселл? – спросила Дорис, сидевшая за своим столом.

– Я скоро вернусь. Надо зайти в военторг насчет припасов. – Он похлопал себя по карману пальто. – Дженет попросила меня кое–что забрать.

Аллан вышел из Моджентлок–билдинга и тут же забрался в телефонную будку. Безучастно глядя в одну точку, он набрал номер.

– Психиатрический санаторий, – послышался в трубке казенный, но дружелюбный голос.

– Скажите, здесь нет Гретхен Мальпарто?

Возникла пауза.

– Мисс Мальпарто временно покинула санаторий. Может, вы поговорите с доктором Мальпарто?

Ощущая неясное раздражение, Аллан спросил:

– С ее мужем?

– Доктор Мальпарто – брат мисс Мальпарто. Будьте любезны, представьтесь, пожалуйста.

– Я хотел бы записаться на прием, – сказал Аллан. – У меня осложнения на работе.

– Да, сэр. – Шуршание бумаг. – Ваше имя, сэр?

Он замялся, но тут же нашелся:

– Я приду под именем Коутс.

– Хорошо, мистер Коутс. – Дальнейших вопросов на этот счет не последовало. – Завтра в девять утра вас устроит?

Он уже было согласился, но тут вспомнил о секционном собрании.

– Запишите меня лучше на четверг.

– Четверг, девять часов, – живо откликнулась девушка. – Доктор Мальпарто. Большое спасибо, что позвонили.

Аллан вернулся в агентство, чувствуя себя немного получше.

В высокоморальном обществе 2114 года от Рождества Христова еженедельные собрания секций проводились в различные часы дня. Поэтому надзиратели ближайших жилищных секций участвовали в каждом из них, заседая в президиуме, а местный надзиратель выполнял роль председателя. Поскольку надзирательницей жилищной секции Перселла являлась миссис Бирмингэм, именно ей и был предоставлен этот высокий пост. Ее коллеги, одетые в цветастые шелковые платья, заняли стулья на трибуне по обе стороны от нее.

– Ненавижу это помещение – сказала Дженет, задержавшись у дверей.

Аллан и сам его ненавидел. Здесь, в большом зале цокольного этажа жилищной секции, заседали все местные лиги, комитеты, советы, клубы и ордены. В помещении стоял затхлый запах пыли и бесконечных наслоений документации, накопившейся за долгие годы. Отсюда исходило санкционированное законом выслеживание друг друга и копание в чужом белье. В этом зале личные дела человека становились всеобщим делом. Просуществовавшая много веков христианская исповедальня достигла кульминационной точки развития в виде секционных собраний, посвященных изучению души каждого из ее членов.

Как обычно, народу оказалось больше, чем мест, многим приходилось стоять, люди столпились в проходах и по углам. Кондиционеры стонали, перелопачивая клубы дыма. Этот дым всякий раз озадачивал Аллана, ведь вроде бы ни у кого нет сигарет и курить запрещено. И тем не менее вот он, дым. Быть может, это наследие прошлого, своего рода напоминание об очистительном пламени.

Внимание привлекла стайка недомерков. Уже явились похожие на уховерток ищейки. Каждый из недомерков достигал всего полутора футов в длину. Эти твари стремительно передвигались на волосок от земли – или от вертикальной поверхности, – развивая невероятную скорость, и ничто не ускользало от их взгляда. Сейчас недомерки в инертном состоянии. Открыв металлические корпуса, надзиратели достали из них пленки с донесениями. Недомерки проведут в бездействии время, которое займет собрание, а потом их запустят снова.

В этих металлических осведомителях было нечто зловещее, но кое–что все же ободряло. Недомерки никого не обвиняли, они лишь докладывали о том, что видели и слышали. Они не могли придать своим сообщениям какую–либо окраску и ничего не могли выдумать. Поскольку обвинение предъявляли машины, истерические слухи, злоба или паранойя не представляли угрозы для подсудимого. Вопрос о виновности не ставился, доказательства были уже налицо. Здесь обсуждали лишь степень тяжести моральных прегрешений. Подсудимый не мог заявить, что его обвиняют несправедливо, он мог лишь сослаться на невезение, на то, что так глупо попался.

Сидевшая на трибуне миссис Бирмингэм сверилась с повесткой дня и посмотрела, все ли пришли. Отсутствие на собрании рассматривалось как проступок. Вероятно, Аллан и Дженет явились последними: миссис Бирмингэм подала сигнал, и собрание началось.

– Нам, по–видимому, не удастся посидеть, – прошептала Дженет, когда дверь за ними закрылась.

От тревоги у нее осунулось лицо: еженедельные секционные собрания были для нее катастрофой, источником безнадежности и отчаяния. Каждую неделю ей казалось, что обличение и крах неминуемы, но до сих пор все обходилось. Прошло много лет, но никто так и не зарегистрировал за ней ни единой оплошности. И поэтому она пришла к убеждению, что злой рок просто копит силы, чтобы однажды разгуляться вовсю.

– Когда меня вызовут, – тихонько проговорил Аллан, – не раскрывай рта. Не пытайся никого поддержать. Чем меньше будет сказано, тем больше у меня шансов.

Дженет бросила на мужа страдальчески–возмущенный взгляд.

– Они разорвут тебя на части. Ты только посмотри на них. – Она окинула взглядом зал. – Так и ждут случая на кого–нибудь наброситься.

– Большинству людей здесь скучно, им хотелось бы уйти. – Действительно, некоторые погрузились в чтение утренней газеты. – Так что не волнуйся. Если никто не кинется меня защищать, все потихоньку утрясется и, может, мне удастся отделаться устным порицанием. В том случае, разумеется, если не поступило донесений насчет статуи.

– В первую очередь мы рассмотрим дело мисс Дж. Э.

Подразумевалась Джулия Эбберли, знакомая всем присутствующим. Время от времени Джулию разбирали на собраниях, однако каким–то образом ей все же удавалось сохранить право аренды, завещанное родственниками. Теперь эта длинноногая светловолосая девушка с интригующими очертаниями груди забралась на трибуну для подсудимых, а в ее широко раскрытых глазах застыл испуг. В этот день она надела скромное ситцевое платье, комнатные туфли на низком каблуке и собрала волосы в хвостик, как у девочки.

– Мисс Дж. Э., – объявила миссис Бирмингэм, – сознательно и по собственной воле занималась непотребным делом с мужчиной ночью шестого октября две тысячи сто четырнадцатого года.