Филип Дик - Солнечная лотерея (сборник)

– Мы представляем Общество Престона, – нерешительно начал Гровс. – Мы продолжаем вашу работу. А вы…

– Я так долго ждал, – прервал его старик. – Много тоскливых лет. Много, много длинных дней в одиночестве.

– Что–то тут не так! – с испугом воскликнул Конклин. – С ним что–то неладное.

– Он туг на ухо и плохо видит.

Конклин шагнул вперед, к нагромождению аппаратуры и сплетению проводов.

– Это не корабль. Это что–то другое, похожее на корабль, но не корабль. Я думаю…

– Я хочу рассказать вам о Пламенном Диске, – прервал его сухой голос Джона Престона. – Это именно то, что мне интересно. Именно то, что я считаю важным.

– Так считаем и мы, – сказал сбитый с толку Гровс.

Конклин взволнованно рассматривал гладкую внутреннюю поверхность сферы.

– Тут нет никаких двигателей! Эта штука не может летать! Это какое–то устройство типа сигнального буя. – Он резко повернулся к Гровсу. – Гровс, это буй. Я начинаю понимать…

– Вы должны выслушать меня, – продолжал Престон. – Я расскажу вам о Диске.

– И это не единственный буй, – сказал Конклин. – Этот принесло сюда, притянуло гравитационным полем планеты. Их, должно быть, тысячи, точно таких же.

Он медленно подошел к Гровсу.

– Мы имели дело не с кораблем, а с целой серией буев. Каждый направлял нас к следующему. Мы следовали по цепочке буев на всем нашем пути сюда, шли от одного к другому.

– Чего бы вы ни хотели, – непреклонно продолжал сухой голос, – выслушайте то, что я вам скажу.

– Заткнись! – крикнул Конклин.

– Я останусь здесь, – сказал Престон медленно и с болью, тщательно подбирая слова. – Я не решусь уйти. Если я…

– Престон! – завопил Конклин. – Сколько будет дважды два?

– Я ничего не знаю о вас, – упорно продолжал голос.

– Повторяй за мной! – потребовал Конклин. – У Мэри был барашек, его шерсть была белой как снег!

– Прекрати! – сказал Гровс; он был на грани истерики. – Ты спятил?

– Поиски были долгими, – продолжал бормотать монотонный скрипучий голос, – и ничего не дали. Совсем ничего.

Конклин расслабился. Он направился назад, к заплате в стене сферы.

– Он не живой. Это не ванная с питательным раствором. Там какая–то субстанция, на которую проектируется видеоизображение. Видео– и аудиозаписи синхронизированы так, чтобы получилась точная копия. Он умер сто пятьдесят лет назад.

В тишине продолжал звучать сухой тихий голос Престона. Конклин отодвинул заплату и выбрался наружу.

– Идите сюда, – махнул он остальным. – Заходите.

– Мы слышали по шлемофонам все ваши разговоры, – сказал Джерети, войдя внутрь. – Что все это значит? Черт возьми, при чем тут Мэри и барашек?

Он увидел копию Джона Престона и замолчал. Остальные вошли следом за ним, волнуясь и затаив дыхание. Один за другим они входили и останавливались, увидев старика, услышав его тихие слова, продолжавшие звучать в разреженном воздухе сферы.

– Запечатайте дыру, – приказал Гровс, когда вошел последний человек, японский оптик.

– Это он? – с сомнением спросила Мари. – Почему он так говорит? Словно повторяет… молитву.

Конклин положил свою тяжелую гермоперчатку на плечо девушки:

– Это только изображение. Он оставил сотни таких, а может, тысячи. Разбросал в пространстве, вокруг. Чтобы привлечь корабли и направить их к Диску.

– Значит, он мертв!

– Он умер давным–давно, – ответил Конклин. – Судя по его виду, он умер очень старым. Вероятно, через несколько лет после того, как обнаружил Диск. Он знал, что когда–нибудь сюда прилетят корабли. Он хотел привести один из них сюда, в его мир.

– Он, наверное, не знал, что будет создано Общество, – грустно сказала Мари. – Он не представлял, что кто–нибудь еще отправится на поиски Диска.

– Не знал, – согласился Конклин. – Но он знал, что сюда полетят корабли.

– Как жаль…

– Не поддавайтесь отчаянию, – сказал Гровс. – Мертва только физическая оболочка Джона Престона, и эта оболочка не самое главное.

– Наверное, вы правы, – согласилась Мари и просияла. – Это что–то изумительное, что–то вроде чуда.

– Молчи и слушай, – мягко сказал Конклин.

И все они замолчали и прислушались.

– Это не бессмысленное движение, – говорил бледный образ старика.

Его подслеповатые глаза были устремлены на группу людей; он не видел их, не слышал их, не знал об их присутствии. Он обращался к тем, кто был в тот момент, когда он это говорил, очень далеко от него.

– Не животный инстинкт делает нас беспокойными и неудовлетворенными. Вот что я скажу вам: самое возвышенное, что есть в человеке, – это потребность расти и идти вперед… открывать новое… развиваться. Достигать неизведанных территорий, приобретать новый опыт, эволюционировать. Отбросить рутину и повторение, отказаться от одуряющей монотонности и стремиться вперед. Постоянно идти дальше…

Температура в Убежище колебалась от 99 до 101 по Фаренгейту. В воздухе ленивыми волнами перекатывались клубы пара. Всюду били горячие гейзеры, и «почва» представляла собой зыбкую поверхность теплой слизи, состоящей из воды, растворенных солей и какой–то ноздреватой кашицы. Останки лишайников и простейших окрашивали и уплотняли влажную пену, падавшую отовсюду и покрывавшую влажные скалы, губкообразный кустарник и какие–то сооружения. Виднелся тщательно разрисованный задник: унылое плоскогорье, возвышающееся над бурным морем.

Без сомнения, Убежище было создано по образцу материнского чрева. Трудно было отрицать это сходство – да никто и не отрицал.

Луи угрюмо наклонился, сорвал какую–то бледно–зеленую поганку, растущую под ногами, и раздавил ее в пальцах. Под влажной органической оболочкой оказалась пластмассовая сетка: гриб был искусственным.

– Могло быть и хуже, – заметил Фрэнк, глядя, как Луи отшвырнул гриб. – Хорошо еще, что не пришлось за все это платить. Федправу [6] Федеральное правительство. эта штука, наверное, стоила миллиарды.

– Театр какой–то, – злобно сказал Луи. – Ну зачем все это? Почему угораздило родиться именно здесь?

Фрэнк ухмыльнулся:

– Ты что, забыл, что мы высшие мутанты? Мы ведь сами решили так много лет назад. – Он ткнул пальцем туда, где за стеной Убежища был виден другой мир. – Мы слишком чисты для него.

Снаружи на прохладной постели тумана раскинулся полусонный ночной Сан–Франциско. То здесь, то там ползали редкие машины; пучки проводов, словно перепутанные членистые черви, вылезали из–под земли на станциях подземки. Перемигивались редкие огоньки офисов… Луи повернулся спиной к городу. Мучительно было видеть и сознавать, что ты здесь в ловушке, что тебя окружали всегда одни и те же люди. И тебе ничего не остается, как только сидеть тут да таращиться, подсчитывая годы, впустую проведенные в Убежище.